Невеста Алдуина

Джина Вольцоген

— Слабо мне верится, что вот так вот просто Алдуин превратился из душевного в свирепого. Я душевным, по правде говоря, его не видел. Разве он не пытался тебя убить, как увидел?

Я собирала вещи в мешок, стоя у шкафа. Моя комната ничуть не изменилась с тех пор, как я покинула её. Моего отсутствия не было здесь и следа! Ах, как я скучала по своей огромной кровати! По этим мягким и прекрасным одеждам! Все же принцессой я была и буду всегда. Мой отец сидел на одном из кресел. Его раздражала чрезмерная их мягкость, а другие я не желала видеть.

Достав из шкафа теплый костюм из меха горного козла, я положила его на кровать, это стоит надеть.

— Безусловно, он пытался меня убить! И убил бы, но кое-что заставило его силу

замолчать. Сейчас Алдуин потерян… Не могу назвать его свирепым, отец. Он очень милый, но при этом в его сердце живет сплошной холод. Я думаю, что он даже не заражен местью, ведь его поведение не есть мания мести. Он просто потерян в себе и в том, что происходит, — я повернулась к отцу. Он сохранял спокойствие, смотря только в одну точку.

Наверное ему было приятно после стольких лет находиться со мной в одном обществе. А, быть может, он не верил до сих пор в него.

— Мне приятно слышать, что ты ему противостояла. Я мало знаю о тех событиях в Скайриме. Думаю, тебе надо спросить Алдуина напрямую. А что касается твоей речи, то мне кажется, что ты успела полюбить этого дракона. Не так ли?

Отец догадался о моей любви к нему? Я остолбенела от страха и буквально лишился дара речи. Лихорадочно соображая, что предпринять, дабы правда не выплыла наружу, я уставилась в мешок.

— Ты не можешь с ним быть, Лилит. Твое место править здесь и со мной! Он тебе не пара. И никогда не будет тебе парой, ты слышала? Все, что должно быть с тобой — здесь. Забудь об Алдуине, как о брачном партнере. Он не полюбит тебя. Ты ему поможешь, он тебе и на этом кончится. Ты поняла?

Мне опять казалось нереальным, что такое могло случиться. Сгорела моя душа. Сгорел мой дух. Сила воли подавлена, счастье разрушено. Меня чуть ли не затрясло от боли и страха. Отец, за что ты так со мной?! Почему я не могу быть с теми, кого полюблю или люблю? Почему обязательно возвращаться туда, куда не хочешь? Здесь я счастье не найду.

— Но, папа… Моему сердцу надлежит быть с ним. Алдуин много для меня значит. Он божество, отец, божество. Разве ты не понимаешь, что это значит? — я посмотрела в глаза Дагону, надеясь на мягкость.

Как знают все, я не могу родить от смертного или дреморы. Я могу родить лишь от божества, хотя это последнее что остается. Ничего не доказано, есть лишь предположение.

Но его слова продолжали течь беспокойным потоком, будто меня он не слышал.

— Алдуин дова, Лилит. Я не боюсь за него, лишь за тебя. Он по отношению к тебе индифферентный. Ему нужна лишь помощь в мести. И всего только. А твое сердце покорилось ему. Что ты будешь делать, когда он скажет тебе во всем отношении «нет»? После битвы ему уже ты будешь не нужна.

Но я не верила в это. Я чувствовала, что Алдуин стал больше человеком, чем драконом, хотя эта мысль бы оскорбила его. Но я вправе так думать. После поражения он мог измениться совершенно, но отец видел в нем только дракона, что ищет выгоду. Я пошарила рукой в мешке, удостоверившись, что взяла все. Теперь я могла уйти.

— Сердце — это единственный ориентир в этом мире иллюзий и обмана, отец. Я надеюсь, что ты поймешь меня, ведь ты тоже любил и любишь, правда? — я медленно подошла к отцу и стала перед ним на колени, а затем снова взяла за руки. — Если вы можете представить нечто — вы можете этого достичь. Если вы мечтаете о чем-то, вы сможете этим стать.

Дагон слабо улыбнулся, взяв мои руки в свои и несильно сжав их. Он видел во мне большую любовь к нему, его царству и всему, что связано вообще с ним. Но также он наверняка видел тягу к любви, которую я по настоящему никогда не чувствовала, не видела, не ощущала от других существ, кроме Дагона. Даже смертным я была нужна лишь для удовлетворения плоти.

— Влюбляться можно лишь в тех, кто готов полюбить тебя, Лилит. Разве Алдуин готов полюбить тебя? У дов нет потребности в любви. Они могут подчиняться, служить, но любить —

никогда. Я не хочу собирать осколки твоего сердечка потом по всему Скайриму, — он осторожно склонился к моим рукам и поцеловал их. Я с улыбкой наблюдала демонстрацию его любви. Как же я любила Дагона! Как же хотела его в качестве чего-то большего, чем отец. А если бы он узнал, что сказал? Увы, мне никогда не узнать. В любом случае мои желания неправильны и не имеют надежду стать реальностью.

— Я очень надеюсь увидеть тебя здесь снова, Лилит. Надеюсь на твое возвращение в план Мертвые Земли.

Если ты еще меня любишь, то ты пойдешь по моим следам и станешь принцессой своего плана. Однажды это случится и больше не надо будет прятаться от аэдр или смертных. Однажды ты заявишь о себе всему миру, Лилит Мерунес.

Эти слова воодушевили меня. Внутри приятно разлилось тепло. Я многое поняла из его слов. Мне показалось, будто какая-то ключевая глава моей жизни наконец дописана и теперь навсегда останется со мной в своей целостности, без единой недосказанной детали.

Я поднялась с колен, а затем крепко обняла отца и прижалась к нему. Я вдыхала его лютую душу, ощущала тягу к разрушению всего всем телом. Да, это мой отец, от которого я душу не унаследовала. У меня её нет. Есть только тело и что-то ещё, что заставляет меня быть бессмертной в плане жизни. Дагон усадил меня на колени, а я обвила своими руками его шею. Как же мне его не хватало! Эта нежная плоть, лютая душа и шум крови, что скачет подобно сердцу. Тягостно мне его покидать. Непросто взять так и уйти на всю жизнь или хотя бы на короткий период. Долгую часть своей жизни я провела здесь, а теперь провожу непонятно где и непонятно с кем. Но этого “непонятно кого” я люблю. И очень скверно станет на душе, если отец окажется прав. Я посмотрела на мешок, который был заполнен одеждой и нужным оружием. Теперь я готова уходить в Скайрим, осталось только переодеться. Но вот беда! Сдвинуться совершенно не могла. Я сидела на коленях у отца и совершенно не могла пошевелиться. Мне так было приятно его общество и сам он. О, мой милый прародитель, почему ты не можешь уйти со мной? Почему не можешь спуститься из этого жуткого места туда, где все выглядит иначе? Где есть жизнь и нет этой проклятой лавы, которая напоминает границы клетки. Лаву не пересечь, за её пределы не выйти. Но мой отец заперт здесь. Я обязательно найду ключ и он посмотрит мир снова, только без секиры в руках. Я не хочу уничтожения мира. А может быть так, что уничтожение неизбежно?

— Сколько интересных болезней придумано мной, но самая страшная — от любви. Добро — наказуемо. Милосердие — унизительно. Дружба — опасна, ведь предают только друзья. Может быть поэтому принцы даэдра не имеют друзей? Все конкурируют с друг другом за территорию, поклонение, удовольствие, достижение своих целей. Твоя мать была уникальным существом. Она пыталась отречься от насилия, которое свойственно её расе. Она не хотела видеть в боли красоту, а в чужих страданиях смысл жизни. Она пыталась избавиться от того, что у неё росло внутри. Пыталась она найти красоту в доброте, помощи другим, но не могла. Помогала она только тем, кто нес знамя во имя насилия и боли, находила утешение в искривлении души существ. Твоя мать часами смотрела на смерть существа, который попал в ловушку и умирал от голода. Она питалась разрушением всего. Ей нравился блеск моей секиры, она резала ей себе руки. Я боялся твоей матери, ведь она была непредсказуемым существом. А её спутники были ещё хуже: они улетали в мир смертных и держали всю деревню на грани смерти, но не давали им умереть. Они забирали у них самое дорогое прямо на глазах и те ничего не могли сделать. Эти существа питались слабостью людей, их немощностью и неспособностью защитить то, что им дорого. А мать твоя относилась к этому спокойно, даже порой слизывала с их рук свежую кровь. По правде говоря, таких кровожадных существ я ещё никогда не видел.