Невеста авантюриста

Аллен Луиза

Ах, если бы только она могла выяснить, как обстоят дела в Лондоне! Стало ли тетушке Кларе лучше или, быть может, хуже? Удалось ли ей найти кого-нибудь, кто смог бы очистить честное имя Лины? Затем ей в голову вдруг пришла идея. Миссис Голдинг, служившая поварихой в «Голубой двери», временно жила в доме своей дочери, за пределами центральной, фешенебельной лондонской улицы Стренд. Она умела читать, всегда была искренне предана своей работодательнице и дружелюбно относилась к Лине. Письмо, адресованное ей, с вложенным внутрь посланием для тетушки Клары могло быть доставлено так, что никто не смог бы ни о чем догадаться.

Теперь, когда ею завладела эта идея, она

не могла ждать ни минуты. Лина, позабыв обо всем, бросилась бежать; она мчалась, шляпку ее сдуло ветром с головы, и теперь она висела у нее за спиной, волосы выбивались из прически, но ей не было до этого никакого дела. Задыхаясь от быстрого бега, она остановилась у передней двери как раз в тот момент, когда она открылась и из дома вышел Квин.

Она столкнулась с ним, а он улыбнулся в ответ, взял ее за талию своими перевязанными руками, приподнял над землей и рассмеялся, увидев ее раскрасневшееся и возбужденное лицо.

– Поставьте меня немедленно, – стараясь отдышаться, проговорила она и тоже засмеялась. Но он лишь стремительно развернулся, так что она описала в воздухе круг, а ее волосы летели за ней блестящей пушистой гривой.

– У вас такой вид, будто вы потеряли фартинг, а нашли гинею, – озорно сказал он ей, наконец остановившись и осторожно опустив ее на землю.

– Я решила написать письмо. – Лина чувствовала, что веселое настроение отступает и постепенно сменяется странным чувством, не понятным ей самой.

Должно быть, Квин увидел что-то в ее лице, так как тоже как будто приходил в себя, и, хотя по-прежнему держал ее за талию, все же подошел ближе и заглянул ей в глаза пристально и серьезно.

Затем он неожиданно наклонился и кратко, целомудренно поцеловал ее в чуть раскрытые губы.

– О чем я только думаю – ведь я стою рядом с прекрасной девушкой, не свожу с нее глаз и даже не пытаюсь поцеловать? Должно быть, я теряю хватку. – Однако его шутливый тон противоречил его серьезному выражению лица и тонкой морщинке между темными прямыми бровями, говорившей о его беспокойстве. Затем он вдруг отпустил ее и быстрым шагом удалился в сторону конюшен. Оставшись одна, Лина коснулась кончиками пальцев своих губ и почувствовала, как часто бьется ее сердце.

В ее комнате не было писчей бумаги, так что она привела себя в порядок после стремительного возвращения домой, убедилась, что шарф скрывает красные отметины на ее шее, и отправилась в кабинет. Дверь не была заперта, и Лина предположила, что в таком случае на виду не должно оказаться ничего такого, что Квин хотел бы скрыть от чужих глаз, но она была поражена, увидев огромные, высокие стопки бумаг, занимавшие все без исключения горизонтальные поверхности.

Все они были аккуратно сложены, классифицированы и отмечены разноцветными закладками, которые были видны повсюду, и она взглянула на стопки, сгорая от любопытства и желания узнать, что в них. Синие закладки, как она поняла уже спустя несколько минут, отмечали мемуары старика Саймона, из которых в одной небольшой стопке страницы были испещрены четкими, яркими, аккуратными черными буквами, а в той, что стояла рядом и была гораздо более внушительных размеров, желтеющие листы были исписаны более тонким и менее твердым почерком.

Другие кипы бумаг, с зелеными закладками, относились к делам имения, и, наконец, небольшая часть документов была отмечена красными ярлычками. «Турецкий суд; торговля и перевозки; религиозные обряды; гаремы и положение женщины», – читала Лина, проходя вдоль длинных столов и разглядывая записи. И в конце концов, обойдя всю комнату, она пришла к выводу, что Квин Эшли был организованным,

эрудированным, жадным до новых знаний и очень трудолюбивым человеком.

Она села за письменный стол и положила перед собой чистый лист бумаги, но прежде, чем обмакнуть перо в чернила, на мгновение задумалась. Она отвергла Квина, считая его дилетантом, искателем приключений и острых ощущений, почитателем восточной роскоши, а оказалось, что все это было совершенно несправедливо. Он был прав, когда говорил, что у него много граней, и теперь ей было интересно, знает ли она хотя бы одну из них. Кто он, настоящий Квин Эшли? Безжалостный негодяй, который оказался к тому же ученым и путешественником, или ученый, который ценит плотские удовольствия и считает лицемерием притворяться, будто чужд им?

«Но разве это имеет значение для меня? – подумала она и, неожиданно приняв решение, обмакнула перо в чернила. – Он не настолько беспринципен, чтобы принуждать меня, а если мне вдруг станет не по себе, что ж, тогда придется быть с ним твердой и постоянно держать при себе одну из служанок».

Вложив одно письмо в другое, она запечатала конверты, воспользовавшись печатью, что была в коробочке на столе. Было ли это достаточно безопасно и надежно? Здесь были воск и тяжелая старая печать, которая, решила Лина, посмотрев на отпечаток, совсем не походила на фамильный герб Дрейкоттов. А значит, она не сможет быть уликой или путеводной нитью, если письмо будет перехвачено. Она растопила два кусочка воска и придавила их печатью, а затем отправилась к Тримблу, чтобы тот приказал одному из конюхов приготовить двуколку к поездке. Она попросит, чтобы ее отвезли в Хольт, а не в Кромер, который располагался ближе, и там отправит свое письмо на достаточном удалении от дома. И ей оставалось только молить Бога, чтобы поскорее пришли какие-нибудь вести.

Следующие четыре дня прошли без особых событий и новостей. Без помощи Грегора Квин проводил больше времени в библиотеке, а Лина, с его благословения, выбросила все самые ветхие, изъеденные молью образцы искусства таксидермии. В воскресенье они отправились в церковь и были категорически отвергнуты.

Грегор прислал отчет, сообщавший о том, что оба дома в хорошем состоянии, по крайней мере, эту часть Квин зачитал за завтраком. Остальное содержание письма Квин читал про себя, время от времени лукаво улыбаясь, так что Лина пришла к выводу, что Грегор с энтузиазмом изучает все забавы и удовольствия, которыми полон Лондон.

Для Лины письма по-прежнему не было. Возможно, успокаивала она себя, сообщить приходилось очень о многом, а тетушка Клара пишет очень обстоятельно и неторопливо, но на пятый день ожидания ей стало совсем тяжело сохранять бодрость духа, и Квин это заметил.

Вызвать ее улыбку остротами не удавалось. На отчаянные попытки флиртовать с нею Лина отвечала резко и холодно и была постоянно так погружена в себя, что раз или два на полпути в столовую вспоминала, что забыла обернуть шею шарфом, скрывавшим подозрительные следы, и поспешно возвращалась в свою комнату.

– Его светлость велели передать вам свои комплименты и узнать, не присоединитесь ли вы к нему в кабинете за чаем, мисс Хаддон.

Лина подняла голову, оторвавшись от шитья, и, увидев в дверях Тримбла, улыбнулась дворецкому:

– Благодарю вас, да, я присоединюсь к нему.

Лина сложила полотно, поднялась и вышла из комнаты вслед за Тримблом.

Она налила себе чаю, отрезала кусок пирога и задала по меньшей мере три разумных и логичных вопроса о том, как продвигаются мемуары. Она была уверена, что делает все правильно, пока Квин наконец не сказал: