Невеста Демона. Дилогия
Шрифт:
– Вы, кажется, говорили, что здесь можно увидеть и прошлое?
– Говорил. Но с тебя уже хватит.
– Вы об этом, - кивнула я на готовый отвалиться, как у ящерицы, омертвевший кусок плоти.
– Вылечу, мои руки то. Что надо сделать?
– Все тоже самое. Только скажи, что именно хочешь увидеть.
Я засунула бесчувственную руку в воду и сказала:
– Покажи мне то, что произошло четыре года назад у Вольской столицы. Покажи, как меня убили и как я ожила.
Растерзанное тело тонкой хрупкой девочки бесчувственной куклой лежит на земле. Грудь
Что- то в небе закричало и осветилось тысячью огней…
И стало страшно, когда бестелесная птица ринулась в бой.
Только бесцветные, блестящие глаза рассматривали пустую, как осушенный сосуд, девчонку. От этого колкого и острого, словно тысяча клинков, взгляда не укрылось ни то, как временами вздрагивало тело мертвячки, ни осветившиеся расписные руки, ни сияние колечка на безымянном пальце левой руки.
Демон встал, подобрал ее меч и дождался, когда дух наконец-то на него посмотрел. А затем с силой вогнал в и без того разорванную грудь.
Дух и девчонка кричат в один голос, им больно.
А демон встает и уходит. Довольный исходом дела.
В карих глазах девушки зажигается и медленно потухает боль. Она поднимает руку к своей собственной душе…
А затем умирает.
Дух заметался, зашипел, растеряв свои сверкающие перья.
Не в силах пережить, он бросается вниз и растворяется в теле девушки.
Секунда, одна, две, пять…
Тело выгибается и стонет. А рана на груди зарастает. Лишь меч пригвоздил тонкое девичье тело к земле, словно иголка бабочку.
– Все, хватит!
Я ударила по воде.
Все равно непонятно.
Я была мертва, дух должен был уйти.
– Теперь вы понимаете, - обратилась я к единорогам, вставшими над моей сжавшейся в комок тушкой, - почему Лилит Вольская мертва. Забавная была девчонка, только доверчивая. Такие долго не живут.
Сил не было даже на то, чтобы разморозить руку. И я предпочла скрыться от ноющей боли в сладких топях сна.
– Это самоубийство, - покачала я головой.
– Или это, или девчонка умрет, - покачал головой толстый индюк в цветастом щегольском костюме, расходившемся на его жирном теле по швам.
– Думаете, мне, магиане, есть дело до какого там отребья?
– Ну, как угодно, милочка.
Что- то происходит, я оборачиваюсь и вижу, как сотрясает тело худенькой гибкой девушки, стоящей на коленях рядом со мной. А затем она бездыханной падает на пол.
– Теперь твоя очередь. Ну,
– тянет он ко мне свои руки.
– Таня, ты кричала!
– Закричишь от такого.
– Что случилось?
– единорог заботливо обнюхал мои свалявшиеся за пару дней волосы.
– Как всегда. Ну почему мне снятся лишь плохие сны? Ну, за исключением волшебных. Как я устала от этих кошмаров. Когда же это прекратится?
– Я потерла лицо руками, изгоняя остатки сна.
– Калгн, а ты не помнишь, что вчера было? Я ни черта не помню. Хотя нет, помню, - расплылась я в улыбке.
– Одно. Мы случаем вчера не пили? А то мне это никогда хорошо не удавалось. Вадик говорит, что для меня алкоголь хуже дурман-травы.
– Не пили. Ты, правда, чуть не искупалась. Просто Зерцало тебя осушило, что пустынник после трехнедельного перехода - стакан воды. Ты чувствуешь-то себя как?
– Будь я по жизни пессимистом, сказала бы - как полупустой стакан. Голова раскалывается.
– Я обхватила шею зверя и прижалась к ней. Проверив собственное состояние, я захотела дать кому-то в нюх.
– А это что? Какой гад рогатый в меня столько чуждой магии запихал? Что, кому-то жизнь сахаром кажется? Так сейчас подправим.
Единорог застриг ушами и покосился на меня.
– Да ты труп напоминала. А рука у тебя вообще чернеть начала. Что нам было делать?
– Ага! А я думай, с чего у меня такое похмелье. Намешали. Как будто мне асуров не хватало, с их майя.
– Ну, прости!
– Ну, прости, - передразнила я дружка. По случаю утра и плохого настроения мне пришло в голову похамить.
– Сразу видно - лошадь. Ой, как плохо-то! Интоксикация у меня.
– Чего?
– обалдел Калгн.
– Отравление переизбытком и смешением магии, - пояснила я. Надо же, не зря в Академию ходила.
– В следующий раз пусть лучше рука отвалится. Да, что-то я вчера погорячилась. Как будто на рожу Хананеля в кошмарах не насмотрелась.
– Это тот блондинчик что ли?
– Блондинчик, - кивнула я, крепче прижимаясь к теплому бочку единорога.
– Повелитель металлов, что б его перекосячило. Морда чугунная. С каким удовольствием я его попинаю.
– Это он вражина твой?
– А как же, он голубчик. Мразь ржавеющая. Найду, на шпильки сестричкам разделаю. Бр-р, холодно-то как.
– Тебя знобит.
– Угу. Слушай, Калгн, ты влюблялся?
– Конечно. Я в тебя влюблен.
– А в двоих сразу?
Единорог озадачился.
– Нет. Так меня вроде еще не сконфузило. А что? Тебе это зачем?
– Да вот думаю, как жить дальше буду. И как бы мне в дружках демонах разобраться. Вечно у этих чертей не как у людей.
– А как?
– Через одно место. Откуда хвост растет. Ух, я им эти хвосты в следующий раз в косичку заплету, будут знать, как честным девицам голову морочить. А этому чуду крылатому вообще по рогам надаю, чтоб больше не скалился во все клыки чужим невестам. Думать-то надо что делаешь. А то ведь попадаются такие любительницы экстрима и ярких ощущений. Нет, Калгн, ты меня, конечно, извини, но все мужики - козлы, наворотят дел и в кусты. "Пока малышка, встретимся через пару лет". Тьфу! А ты что хочешь, то и делай. Самцы, никакой ответственности.