Невеста для Мрака
Шрифт:
– Ну же, Красный цветок? Если ты хочешь полакомиться моей болью, тебе всё равно придётся подойти.
Я медленно отбросила капюшон и его взгляд буквально впился мне в лицо.
– Ты изменилась, – констатировал Миарон. – Кажется, даже немного подросла? Ух ты! Или это всё каблуки и причёска? Впрочем, неважно. Главное, чтобы ты по-прежнему любила веселиться, – вкрадчивый, колючий шепот словно сдирал кожу с моего лица. – Помнишь, как мы делали это раньше – ты и я? Вместе? Во славу кровавых богов? Ну что? Повеселимся
Мы обменялись ненавидящими взглядами.
– Ты ведь пришла меня убить? – сузил глаза он. – Так ведь? Что ж медлишь?
– А куда торопиться?
От него пахло кровью. Я чувствовала, как его тело терзает нестерпимая боль, и чудовище во мне довольно урчало, в то время как человек метался в отвращении и ужасе, пытаясь сдержать кровожадного монстра на поводке.
Всё-таки, приблизившись, я положила руки на его грудь, словно каменную от твёрдых, упругих витых мышц и почувствовала, как кровь горячей рекой струится под его кожей.
– На самом деле я не хочу, чтобы ты умер, – шепнула я, – я хочу, чтобы ты умирал. Долго, мучительно. Раз за разом. Снова и снова.
– Могу поинтересоваться, чем вызвана такая кровожадность? – голос оборотня так и сочился сарказмом.
– Уверена, в глубине души ты знаешь чем.
Наши губы почти соприкасались.
Если бы только я могла со словами вдохнуть в него свою ненависть, гнев и обиду, уверена, он попросту задохнулся бы ими.
– Мне не понравились твои подарки, Миарон. Не люблю, когда мне дарят голову друзей. Не люблю, когда трахают моих любовников у меня на глазах. Меня это обижает.
При моем заявлении его глаза распахнулись в деланно-наивном изумлении:
– Ну прости, детка! Кто ж знал, что ты такая ранимая?
Мои пальцы резко вонзились в открытые раны на его животе, проникая глубоко внутрь, заставляя содрогаться и выгибаться, шипеть от боли. Сжав руками прядь его волос, я из-за всех сил потянула за них вниз, заставляя Миарона запрокинуть голову и обнажить шею – сильную, гибкую, похожую на змею.
Склонившись к самому его уху, я прошептала:
– Однажды я почти убила тебя, тварь. Во второй раз не промахнусь.
Ответом послужил полный язвительного веселья смех:
– Ты это всерьёз, куколка? Действительно думаешь, что смогла положить меня на обе лопатки? Ох, мой Огненный Цветочек…
– Я не твой Огненный Цветочек! – в ярости я со всей силы сжила пальцы в кулак.
Заодно и сминая в ладони его внутренности. Посылая вглубь тела обжигающий огненный импульс.
Миарон дёрнулся, по-прежнему безнадёжно распятый на цепях. Он до хруста сжал зубы, но не позволил ни одному стону сорваться с искусанных губ. Нечеловеческое упрямство, помноженное на непреодолимую гордыню.
– Мой Огненный Цветок… моя смертоносная роза…–
– Ты это заслужил.
– Тем, что подобрал тебя с помойки?
Я открыла было рот, чтобы возразить, но он продолжал:
– Да-да, я помню, как убил твоего драгоценного Дерека. Оторвал ему голову. Твоя бессмертная привязанность к нему, конечно же, оправдывает любое вероломное предательство?
– Я тебя не предавала!
– Нет?.. Как же тогда это, по-твоему, называется?
– Называй как хочешь, но нельзя предать того, кому не предан.
– Ладно, у тебя своя точка зрения – у меня своя. Разговор не об этом. Дело в том, что в тот роковой день я посчитал, что победа в нашем маленьком противостоянии будет для тебя мучительнее поражения. Это победа была твоим наказанием, Одиффэ.
– Наказанием? – усмехнулась я, покачав головой. – Вряд ли. Ты просчитался.
– Никогда. Я для этого слишком стар и мудр. Посуди сама, положи я тебя тогда поперёк колена и отшлёпай, как ты того заслужила, ты бы скоро меня забыла. Но то, как билось моё сердце в твоих руках, ты помнишь до сих пор. Верно? – Он понизил голос до интимного шепота. Насмешки в голосе прибавилось. – Тебе ведь понравилось, правда? Не отрицай. Недаром же ты пытаешься всё повторить сначала. Моя боль заводит тебя, куколка. Не стесняйся! Давай! Развлечёмся напоследок.
Моя ладонь скользнула вниз, от его затылка к шее. Погладила выпуклые мышцы груди, коснулась темнеющего соска и остановилась прямо над неутомимой сердечной мышцей, сильными толчками разгоняющей кровь по всему телу. Поднявшись на носки, я коснулась губами его кожи и слабый стон удовольствия, невольно сорвавшийся с губ Миарона, послужил мне наградой.
Я губами чувствовала толчки его сердца, языком ощущала вкус его кожи – соль и железо.
Мои руки скользили вниз до тех пор, пока пальцы не замерли над твердым, как камень, членом. Я намеренно причиняла ему боль, чередуя почти нежную ласку с откровенным садизмом.
И то, и другое вызывало у него одинаковые гортанные стоны удовольствия.
Возбуждение Миарона было таким сильным, что, казалось, похоть сгустилась в воздухе и ударяла в голову, как наркотический дурман. Его животная, магнетическая страсть и ужасала, и окрыляла, пробуждая в ответ такую же дикую, беспощадную жажду.
Однако я была несклонна поддаваться минутной слабости и терять голову. Слишком многое лежало на другой стороне весов: обида, долг и опасность – мгновенно отрезвляющее триединство.