Невеста княжича

Богатова Властелина

Не гром гремит во тереме,

Не верба в поле шатается,

Ко сырой земле преклоняется

Милое чадо, благословляется,

Ко златому венцу идёт…

Долго пели сказительницы, то тихо и мирно, то громко и тревожно, а сердце с каждым словом-былицей тяжелело, сдавливалась грудь, и тело Влады становилось чугунным. Когда же голоса их возвышались, казалось, до самого вешнего неба, разбивая купол его, тогда привычный мир внутри Влады рушился, и душа уносилась туда, где не было ни радости, ни света, а лишь холодная непроглядная тьма.

Как

только песнь стихала, и на миг сказительницы замолкали, Влада возвращалась в клетушку, пропитанную запахом полыни, тогда дыхание её становилось порывистым и глубоким. И вместо необъятного холода внутри разливалась горячей рудой тоска. Тоска по дому. Пред внутренним взором Влады раскинулись голубые лесные дали и реки кристальные, исчезающие в молоке тумана, леса, дубравы, ощутила она деревья, с которыми вела долгие разговоры. И как наяву услышала шелест крон, щебетание лесных птах. Влада вновь вдыхала влажный, пропитанный запахом мха и росы воздух, и морось собиралась на подоле её платья, а по плечам прокатывалась волнительная зябь. Она смотрела сквозь лица тёток, сквозь стену, уводила взгляд далеко, в просторы, привычные сердцу. Воспоминание о родной стороне принесло покой. Теперь казалось ей, что не случилось с ней ничего, и князь Будевой не продавал дочь, и не отдаёт в жёны проклятому княжичу…

Глаза Влады оставались сухи. Не разжалобили, не растрогали песни-былицы тёток-певуний, то ли дело подруженьки. Бледные сидели, поникшие да зарёванные, но звука никакого не издавали, плач их выдавали алмазы русальи, что катились по щекам румяным серебряными дорожками. Им-то что реветь – с волей не прощаться. Тоскливы былицы сказительниц, за душу берущие, только не желала Влада смиряться с кручинной судьбой. Не желала и всё. Но что она может сделать?

На сердце сделалось пусто, как в русле пересохшем. Подумала об отце. Неужели матушка так иссушила душу Будевоя, что не дрогнуло сердце его, когда плату брал он за неё? Ведь видела Влада, как глаза его на миг, но оттаяли…

Мирослав… Купава вчера сказывала, что о проклятии княжича поведал торговец Малюта. Как же матушка-то не увидела? Или видела наказание чёрное, да ничего не сказала…

Влада очнулась, когда поняла, что давно сидит в глубокой тишине и смотрит в пол, а женщины зашуршав платьями, поднимаются одна за другой и медленно выходят из закутка. На плечо мягко легла чья-то рука. Она обернулась.

– Владка, нам идти велено, – сказала Полеля сдавлено, держа крепко за руку Купаву, у обоих глаза красны.

Влада оглядела опустевшую клетушку, в дверях Звана терпеливо ожидала. Встретившись с ней взглядом, холопка подступила ближе.

– Одной тебе побыть надобно княженка… А подружек твоих я отведу в баньку, топится уже, я веники приготовила, вехотки¹² махровые, да бадьи широкие. За тобой опосля вернусь.

Звана повлекла прочь Полелю и Купаву. Они молча вышли, прикрыв за собой дверь, оставляя Владу одну в некой оторопи. Подобрав ноги на лавку и уткнувшись лбом в скрещенные руки на коленях, она закрыла глаза. В ушах повисла звенящая тишина. Как не хватает ласки матушки, добрых слов волхва Славибора и старейшины Огоноста. Как же легко она пустила Будевоя в сердце. Князь не соизволил прийти, не соизволил сотрапезничать вместе… Она здесь совсем чужая, брошенная, никому не нужная…

Сколько так

просидела, Влада не помнила. Так бы и осталась тут до самого вечера, да только уединение прервал шум за дверью. Влада подняла голову и быстро опустила ноги на пол. В этот самый миг тяжёлая дверь отворилась, пуская в закуток густой дневной свет. Владу охватило оцепенение.

Видные девицы выглядели статно. Княжна, что была повыше в росте своём, гордо подняла подбородок и поглядела на невесту свысока. Коса, что смола чёрная, лежала на груди до пояса, на голове красовался девичий венец, украшенный яшмой. Значит, тоже сосватана. Глаза под широкими бровями горели сурьмяной рудой, хитон из парчи тяжёлый струился до колен, а из-под него платье, цветами расшитое. Вторая княжна видом ярче, волосы у той половые¹³, светлее, и глаза серо-голубые, тонкий нос, багровые губы, слегка надутые, как будто обижена княжна кем-то. А в косе лента с рясой жемчуга – тоже невеста молодая.

Вот и свиделись.

Владу проняла дрожь, так заволновалась. Не желала она встречи этой, а теперь деваться ей некуда. Чего они пришли? Что нужно от неё?

Влада расправила плечи, чтобы не выказать своего волнения.

– Понравились ли песни наших тётушек невесте из пущи лесной? – спросила чернявая княжна голосом скрипучим, для слуха неприятным.

Влада промолчала. Так вот чья затея была привести её сюда, к сказительницам. Она вспомнила разговор с Будевоем – ннязь пообещал, что Влада отдыхать будет, и ни о каких певуньях речи не было.

Меньшая княжна растянула губы в улыбке, читая на лице Влады растерянность.

– Нет, не понравились, видать, – сказала со вздохом она. – Хотели, чтобы всё как по обычаю, как и должно быть у невесты. Может, хотя бы спасибо скажешь? Чего молчишь? Владислава, так тебя кличут?

– Так.

– А меня звать Грефина, сестрицу мою – Заряна, – сказав это, княжна прошла ближе.

Прошла важно, не спеша, поводя бёдрами… Опустилась на лавку легко, так же держала она ровно голову. Заряна пристроилась подле, во всём походя на старшую.

– Присаживайся, – поманила Владу Грефина, будто добродушно. – В ногах правды-то нет. Поговори со своими… сестрицами, – княжна улыбнулась сдержано, да только глаза так и насмехались.

Влада, усмирив волнение, села. Раз хотят поговорить, пусть говорят. Как не изводились они ревностью своей, она – дочка князя Будевоя. Пусть ревнуют себе вдоволь, ей нет до них дела.

Грефина смотрела стеклянно, с малой толикой интереса, Заряна оглядывала Владу надменно и напыщенно, так, как это могли делать разбалованные княжеские отпрыски. Молоденькие от власти быстрее всех ум теряют, а вседозволенность сердца в дёготь обращает.

– Не успела явиться голубушка наша, а уже распоряжается, как у себя дома. Почему без дозволения нашего эти две… каких их там, Полеля и Купава… девки калогостовские ночевали под кровом нашим?

Ссору с княжнами накануне свадьбы глупо разводить, а потому Влада снова смолчала.

– Но ничего, батюшка ещё с ними разберётся, пестоваться с тобой не будет, не в его это нраве, – решила Грефина. – Я пришла, чтобы предупредить. Я ведь тоже под венец иду, слыхала либо, но свадьба моя осенью справится. А ты, выходит, коли сестрица нам, вперёд средней под венец идёшь. Нехорошо это, не к добру. Плохая примета.