Невеста Лесовика

Соул Таня

Ну, уж крепости-то ни мне, ни Лесовику не занимать. Думала я, что задохнусь совсем. А пока мы вот так в обнимку стояли, ленты на нас ослабли, и дедок их вниз подтолкнул. Они, всё такие же накрученные, к ногам-то и упали. А мне в это время на ухо Лесовик прошептал:

— С этого дня, когда не слышит больше никто, можешь величать меня по имени. Пересветом меня зови.

Это уже позже узнала я, что Лесовику имя его давали в ночи и шёпотом,

так, чтобы никто больше не слышал. И не говорили ему имени его настоящего, пока он не достигал самостоятельности. И уже после имя своё хранил он втайне ото всех, потому что в нём сокрыта была часть его силы. И только самым близким назывался он по имени, доверяя им и жизнь свою.

Переступили мы с ним от лент в сторону, а те ленты девицы собрали и сложили для нас в сундук. Как свидетельство нашего единства. А после сбоку откуда-то четыре девушки появились с караваем наперевес, и ноги у них от тяжести чуть не заплетались. Ох, и громаден был тот каравай! Я такого никогда в жизни не видела. Страшно представить, что там за печь такая, в которой его пекли. Поцеловали мы хлеб испечённый трижды, и тогда уже девицы между гостями его делить начали. Наверное, для того он так и велик, чтобы каждому по кусочку досталось. Народу-то тьма. Ну, и нам наудачу, конечно. Чем больше каравай, тем жизнь богаче и счастливее будет.

На первый день свадьбы нам веселиться-то со всеми не можно было. Мы сидели тихонечко и наблюдали, как кушает народ и за нас радуется. И яств пока маловато было на столах. Даже перепелов и тех должны только на второй день подать. Но я уж крепилась и не роптала.

Посидели мы с празднующими, а потом затянула певунья песню грустную. Значит, пора нам было удаляться с женихом. Ох, до самой опочивальни провожали нас, подтрунивали да радовались. И еле царь от них отбился, чтобы наедине со мной остаться.

А уж как дверь он закрыл, так задрожала я вся.

— Не бойся, Агнешка, — прошептал он мне ласково. — Я тебя никогда не обижу.

Подошёл он ко мне. Кокошник с меня снял и косы принялся распускать. Теперь уж простоволосой не увидит меня никто, кроме него. Но мне только его взглядов и надобно. Другие-то мне зачем?

Гладит меня по волосам и лицо разглядывает, будто насмотреться не может.

— Красивая, — шепчет и, наклонившись ближе, губами к моим прижимается.

Оттого у меня одна дрожь на другую сразу же переменилась. Жарко мне стало и волнительно. Будто почувствовав это, Лесовик обнял меня и прижал к себе, так,

чтобы я ощутила, как и ему тоже жарко теперь. Грудь под косовороткой у него вздымается, сердце колотится так, что я ладонью чувствую.

Ох, и закружилась у меня голова тогда. И мыслей в ней ни одной не осталось. Только и помню, что на медовые его поцелуи отзываюсь и разрешаю на кровать себя уложить, да сарафан помогаю стаскивать.

А царь скалой надо мной нависает и смотри всё, смотрит. И от взгляда его дрожу я вся.

— Агнешка моя, — шепчет и склоняется ещё ниже, совсем уж близко.

— Пересвет мой, — отвечаю ему, впервые пробуя его по имени назвать. И радостно оно с губ моих слетает. Будто всю жизнь я его произносила.

Эпилог

Хороша наша с Лесовиком свадьба была, богата. Гуляли, как и положено, три дня. И перепелов я своих дождалась наконец-то. Были они вкусны, что невмочь. Не зря я за них так ратовала. И икры щучьей поела. Повеселились мы на годы вперёд, и долго ещё честной народ будет свадьбу эту вспоминать. Песни громкие, да пляски, да снедь разномастную. Но нам их воспоминания что? Нам счастье наше — вот что главное.

Когда своё-то мы устроили, тогда уже за Степана с Болотницей взялись. Побыстрее Прокопу дела его передали и ещё одно торжество устроили. Но только не на болотах. Туда, окромя русалок да водяных, и не доплывёт никто. А ежели доплывёт, так что это за празднество, когда весь ты в ряске да в тине? Приветили мы их у нас в городе, там и гуляли. А уж после свадьбы проводили на лодке в их собственные хоромы.

Степан счастлив был так, что светился почти. Болотница и та улыбалась. Правда, нет-нет да и заметит, что счастье её всем видать. И тогда вид ненадолго посерьёзнее сделает. Но всё равно и так было понятно, что рада она радёшенька. Даже нас с Лесовиком в гости к себе стала зазывать. Мол, приходите когда вздумается.

Лесовик-то поначалу хотел отказаться, вспоминая прошлую с Болотницей вражду. Но я его вовремя локтем-то в бок толкнула и приглашение её приняла. С соседями дружно надобно жить. Да и без Степана мы как? С ним хоть изредка надо видеться.

Вот так, две свадьбы отыгравши, стали мы жить-поживать да добра наживать. А помимо добра, нажили мы с Пересветом и детишек мал мала меньше. Каждому угодья собственные на будущее назначили, а земли Болотницы, как и обещались, не трогали. С ней у нас мир на много лет вперёд наладился.