Невеста моего сына
Шрифт:
Но я тоже умею быть упрямым:
– Мы с твоей мамой – это другое. Если бы ты любил свою Сашу так, как я любил твою маму, ты бы не сомневался ни минуты. Вы живете вместе?
– Нет. На выходных она ночует у меня, а так она по-прежнему живет в общежитии университета. Говорит, так ей проще. Как же мне проверить собственные чувства, пап? Как убедиться, что она та самая?
Карина была «та самая», а что толку, если я так и не научился жить без нее? Лучше иметь заменяемую Алену, Веронику, Машу рядом с собой, чем однажды потерять единственную.
Но
– Ну… Я мог бы сократить твое финансирование, Адам, но, похоже, девушку не интересуют твои деньги, раз она до сих пор живет в общежитии чаще, чем в твоей квартире. Вот скажи мне, вы хоть раз выбирались с Сашей куда-нибудь за пределы Садового кольца? А ведь путешествия и смена обстановки – отличный вариант проверить чувства, уж поверь мне. Хочешь убедиться в этом? Поехали с нами в Африку, Адам. Я проверю свои отношения на прочность, а ты проверишь свои. К тому же Саша наверняка будет рада, если ты поедешь вместе с нами, она ведь выиграла грант на днях.
Это самая долгая речь, которую я когда-либо говорил сыну, и, судя по его вытянувшемуся лицу, он и сам не ожидал от меня такого красноречия.
Или дело не в этом?
Адам моргает, а после переводит ошалевший взгляд на свою девушку, которая только подошла к столу и сейчас почему-то похожа на призрака. Лицо такое же бледное, как и ее платиновые волосы.
Александра в нерешительности замерла возле стола с таким видом, словно ей предложить ступить на эшафот, а не приступить к салату, который официант как раз ставит на стол.
И тут до меня доходит, что же я натворил.
А Адам делает глубокий вдох… И вдруг начинает орать не своим голосом:
– Так ты едешь в Африку?! И почему я узнаю об этом от собственного отца? А мне ты вообще собиралась рассказать, что тебя не будет здесь почти два месяца?!
Твою мать.
Оказывается, прилюдная демонстрация чувств означает не только флирт на людях и легкий ненавязчивый петтинг, к которому Адам всегда питал некоторую слабость.
Теперь я знаю, что выяснять отношения Адам тоже предпочитает исключительно на публике.
Да, Адам имеет полное право возмущаться, но я бы предпочла выяснить возникшее недоразумение спокойно, а еще лучше – дома. Я бы, может, даже высказала ему за то, что он так и не вспомнил о моей презентации сам, а о поездке случайно или специально рассказал его отец.
Но я не никогда не стану делать этого в ресторане. И не стану на глазах у его отца спокойно выслушивать всю ту грязь, что он внезапно вываливает на меня.
За год отношений у нас, конечно, были конфликты, мелкие ссоры, недоразумения. Но из уст Адама теперь все эти мелочи превратились в какой-то снежный ком, который обрушивается на меня лавиной и погребает под собой.
Как только на меня прилюдно повышают голос, я моментально теряюсь.
Дает знать о себе мое детство.
Мать могла закатить скандал где угодно, и плевать ей было на зрителей. Даже если она была сама виновата, например, когда забыла
А я всего лишь была без шарфа, который сама мама и забыла повязать мне на шею утром. Он так и висел на крючке в прихожей, когда я вошла домой с горящими от стыда щеками.
Вот только мне больше не пять, и уже два года после совершеннолетия я живу одна в чужом городе. Кое-чему я все-таки научилась.
Хватаю рюкзак со спинки стула, пальто с крючка вешалки и выбегаю вон. Стоять и выслушивать, как Адам смешивает меня с грязью, я не буду. Это не моя семья, мне плевать на их мнение обо мне, и не мой отец сегодня обручился.
Мне там все равно делать нечего.
Натягиваю на себя пальто, не останавливая свой бег по улице, и набрасываю лямки рюкзака на свои «кривые» плечи, как считает Одинцов. Плевать, что он едет с нами! С ним будет его Алена, а если Адам перестанет быть моим парнем после этого вечера, тем лучше! Тогда и с его отцом у меня не будет никаких отношений!
– Саша!
Крик настигает меня возле турникетов метро, но вместо того, чтобы остановиться, я мстительно вжимаю карту в считыватель и прохожу дальше.
Гул голосов, грохот эскалаторов и даже выступление одинокого певца с гитарой в туннелях метро сильно искажают голос. Я оборачиваюсь, решив, что это Адам все-таки погнался за мной. Видимо, не договорил?
Но первым меня настигает аромат бергамота с лимоном, и я задерживаю дыхание, понимая, что ошиблась, а потом вижу его.
Перед турникетом, как шлагбаумом, за который ему нет хода, в темном пальто нараспашку стоит Николай. Ярко выделяется острый ворот белоснежной рубашки. Несколько верхних расстегнутых пуговиц открывают вид на кадык и впадинку у основания загорелой шеи. И я невольно сглатываю.
– Саша, – хрипло произносит Одинцов. – Остановись, пожалуйста.
– Что вам надо?
Люди в час-пик ломятся в метро, как от толпы зомби в разгар постапокалипсиса, и стоит Одинцову перегородить дорогу, на него тут же обрушивается шквал недовольных выкриков.
Но ему плевать. Он не уходит от турникета. Так и стоит, широко расставив ноги и распрямив плечи. И с места его, кажется, даже ядерный взрыв не сдвинет.
– Пожалуйста, – повторяет он, не сводя с меня взгляда. – Я хочу поговорить. Приложи свою карту.
Ну да, у такого, как он, ведь нет «карты-тройки».
– Сначала верните мне то, что вам не принадлежит.
Он играет желваками и снова ныряет рукой в карман пиджака. Щеки моментально вспыхивают от собственной запредельной смелости и такого обескураживающего факта, что Одинцов все-таки чертов фетишист.
Он кивает, соглашаясь передать мне трусики, оказавшиеся у него в заложниках. А я не хочу всю экспедицию думать, что он может в любой момент выбить меня из колеи, если в его кармане снова мелькнет черное кружево.