Невеста с Бесовского места

Синявская Лана

– Недавно я слышала, что кукла может украсть душу. Ты на это намекаешь?

– Именно. Горский лепил куклу с натуры. Процесс занимал порой несколько месяцев, вдобавок он использовал волосы своей модели, чтобы достичь полного сходства. В действительности, человеческие волосы для кукольных париков в те времена использовали повсеместно, моя Мистресс лучший тому пример. Думаю, тут масла в огонь добавили слухи: несколько моделей Горского скончались вскоре после того, как кукла была закончена. Но этому есть логическое объяснение: смертность среди крестьян в те времена была высокая и никакая мистика тут ни при чем. Бытовые условия, отсутствие

лекарств и квалифицированной медицины, в общем, все просто.

– Думаю, что родители погибших детей так не думали.

– Сомневаюсь, что они вообще о чем-то думали.

– А как же его состоятельные заказчики? Их что, эти слухи не смущали?

– Думаю, нет. Суеверие у богатых во все времена не в таком уж почете. Финансовая независимость делает людей самоуверенными. Тем более, что Горскому нашли особое применение. Он стал делать так называемые предсмертные куклы.

– Впервые слышу. Что это?

– Как я говорил, медицина тогда была не на уровне. Даже короля лечили пиявками и прочей ерундой. Так что умирали часто. В том числе – дети. Смерть не разбирает сословий и может забрать того, кого вздумается. Настоящим бичом была чахотка. Умирали от нее не сразу, а панацеи тогда еще не существовало. Безутешные родители, видя, как чадо угасает на глазах, обращались к Горскому и тот создавал куклу-двойник, неким образом объемный портрет больного ребенка. Наверное, эта кукла служила родителям неким утешением.

Я поежилась:

– Страшно сознавать, что мастер лепил куклу, зная, что перед ним умирающий.

– Знаешь, странная штука, – задумчиво проговорил Антон, – иногда дети оставались жить, после того как кукла была закончена. Это случалось нечасто, но все же случалось. Судить не берусь, излагаю только факты.

– И как это объяснить?

– Ну, сегодня нам правды не узнать, однако, я думаю, что дело именно в куклах. В тех случаях, когда безнадежно больной ребенок возвращался к жизни, гибла его кукла.

– Что значит гибла?

– Ну, ломалась, портилась, разбивалась. Есть несколько примеров: одну разорвала дворовая собака. Другая загорелась от свечи, а третья утонула в реке, когда малышку вынесли подышать свежим воздухом. Стоит упомянуть, что дети безумно любили этих кукол и практически не выпускали их из рук.

– Я так понимаю, раз Лилибет сущетвует, ее хозяйка все-таки оказалась в числе тех, кому не повезло.

– Ну, Лилибет – особый случай. Вообще-то куклы Горского, если не считать специфики их изготовления, никому не причиняли вреда. Но Лилибет изначально слыла убийцей.

Я вся превратилась в слух. Антон продолжал:

– Эту куклу по примеру остальных изготовили для умирающей девочки. Звали ее Елизавета, но домашние называли ее Лилибет. Это же имя получил и двойник малютки. Семья была богата, хотя и не титулована, занималась торговлей. Лилибет росла красавицей, родители возлагали на нее большие надежды, рассчитывая, что с такой красотой малышка сможет легко заполучить в мужья какого-нибудь графа или на худой конец – князя. Девочку холили и лелеяли, но уберечь не смогли. Она слегла и, когда все средства были испробованы, но не принесли результата, обратились к Горскому. Вначале он наотрез отказался делать куклу, но родители проявили настойчивость. Что уж они ему посулили – неизвестно, только кукла была изготовлена. Однако, чуда не произошло. Девочка умерла вскоре после того, как работа была закончена.

– Логичный финал.

– Ты не дослушала, –

укорил меня Антон. – Она умерла не от чахотки. От болезни она полностью избавилась, получив куклу.

– А от чего же тогда?!

– Ее убили.

– Кто?!

– Считается, что это сделал Иван Горский. По крайней мере дворня застала его над кроваткой убитой девочки с окровавленным ножом в руках.

– Как ее родители допустили такое?

– Они к тому времени были мертвы, так же как и две младшие сестры Елизаветы.

– Их тоже убил Горский?

– Нет. После изготовления куклы он в тот же день покинул имение.

– А потом вернулся…

– Похоже на то. Он не только убил девочку, он еще пытался поджечь дом.

– Его же арестовали!

– Он бежал. И, выходит, только затем, чтобы сжечь дом своих заказчиков.

– Невероятная история. Я бы не поверила в нее, если бы…

– Не продолжай. Лучше я покажу тебе кое-что.

С этими словами Антон вышел, но быстро вернулся, с видимым трудом неся в руках прямоугольный предмет, примерно два на три метра. Нетрудно было понять, что это картина, но, увидев полотно, долго не могла прийти в себя от изумления.

На первый взгляд передо мной был обыкновенный семейный портрет: муж и жена в окружении четырех прелестных дочурок разместились на залитой солнцем лужайке. Двух малышек я поначалу приняла за близнецов, так похожи были они друг на друга, и только со второго взгляда стало ясно, что одна из них – кукла. Ее личико было безмятежным, ясные глаза смотрели прямо перед собой, зато другая девочка… Ее взгляд исподлобья мог напугать кого угодно, в нем таилась недетская злоба, которую художник перенес на полотно.

Надо ли говорить, что в «близнецах» я без труда узнала Лилибет?

– Где ты это взял? – изумилась я.

– В местном музее. В запасниках, разумеется. Ты же знаешь, у меня там свой человечек. Оформили все, как отправку на реставрацию. А реставрация – дело небыстрое, иногда даже бесконечное, – Антон многозначительно ухмыльнулся, призывая меня к пониманию. Он и раньше проделывал подобные фокусы, и все сходило ему с рук – все-таки у нас не Эрмитаж.

Нечистоплотность бывшего работодателя в данный момент волновала меня в последнюю очередь. Удивляло другое:

– Ты нашел ЭТО в нашем музее? Как туда попала картина?

– Очень просто. Разве я не сказал тебе, что семейство на портрете родом из этих мест?

Я отрицательно покачала головой, не в силах вымолвить ни слова.

– История портрета очень интересная. Он был написан вскоре после чудесного исцеления Елизаветы, но заказчику категорически не понравился. Думаю, не нужно объяснять, почему это произошло. Купец отказался платить за полотно и выгнал художника взашей, а сам портрет забросил на чердак. Говорят, он хотел его уничтожить, да жена воспротивилась – художник был модный, его картины стоили больших денег. Когда усадьба сгорела, почти все имущество пропало, но эта картина уцелела. Ее подобрал кто-то из крестьян, чтобы использовать в хозяйстве, польстившись на добротный холст. Долгое время им завешивали особенно щелястую стену в избе. Много лет спустя в этом доме проездом оказался искусствовед, который собирал фольклор по деревням и, улегшись спать на отведенном ему месте, обнаружил у себя под носом странный ковер: вместо привычных лебедей на пруду он увидел картину знаменитого художника, даже сквозь слой грязи фольклорист разглядел, что перед ним шедевр.