Невеста серебряного змея
Шрифт:
— Прошка, кочерыжка ты мохнатая, зря я тебя батюшка молоком отборным потчую? Водички принеси!
Она это слуге? Мысли текли заторможенно. Жандармы. Полиция? Жандармы были во времена Российской империи. А ещё третье отделение Его императорского величества канцелярии.
Вдруг что-то бухнуло, маленький деревянный стол зашатался и раздалось ворчливое:
— Нечего орать, Глафирья. Вот, дай девоньке молочка с травками пользительными, с мёдом…
Я медленно моргнула.
Мелькнуло что-то большое, пушистое, похожее на мохнатый
— Навья дочь, чего глазами лупаешь? Вот дуреха, кто ж так колдует? Незаметно надо было этого, — кивок, — потравить — да и дело с концом. А так сама чуть Творцу душу не отдала. Теперь упекут тебя небось эти, синемундирники. Ну да Навий отдел славно работает, вытащат, — заверили ничего не понимающую меня.
Может, рассмотреть момент с забористыми видениями?
Чувств по-прежнему было удивительно мало.
Я неловко встала с постели. Лакей отшатнулся с визгом, как от прокаженной. Ухватила кринку с молоком и пригубила. Едва от удовольствия не застонала — такой от него дух шёл.
Облизала губы. На мне были тонкие туфли, почти тапочки. Стоять на дощатом полу было холодно.
Но как только эта мысль оформилась — раздался топот ног.
— Вот, господа-жандармы! Погубила девка-ведьма барина, как есть! Из мещанок она-с, — угодливо юлил перед тремя бравыми бородатыми господами в синих мундирах лакей.
Мужик в тулупе что-то мямлил, и только Глафира — здешняя прислуга, как я поняла, пыталась вступиться:
— Господин барин до девок охочь, не первую сюды приводит обманом! — Уперла руки в боки.
Кажется, она собиралась сказать что-то ещё. Может, она и говорила. Только у меня резко закружилась голова. В теле вдруг возникла лёгкость и слабость, я поняла, что куда-то лечу, вокруг мелькают перья, грозит мне лапой избушка на курьих ножках, в небесах колышется Зимний дворец…
И мир смыкается, сворачивается, сжимается, швыряя во тьму, где сияют на самом дне золотые глаза.
Теперь даже не оправдаешься. Интересно, а домовёнок Кузя здесь тоже водится? — Мелькает последняя дурацкая мысль.
Пришла я в себя совершенно в другом месте. Меня мутило и лихорадило. Голова была тяжёлой. Всё, что я помнила, как попыталась сделать шаг навстречу жандармам. Хотела… Чего? Оправдаться? Просить защиты? и…
Почему так темно? Я проморгалась.
Что-то тихо звякнуло совсем рядом. Медленно я опустила голову вниз. На моей руке тускло блестел толстый наручник. Цепь уходила в темноту. Где-то послышался крик. Совсем рядом. Бормотание. Ругань.
Снова вопль, от которого я чуть не поседела. Ругали какую-то банду оборотней.
Едва осознавая, что делаю, я приподнялась и с трудом встала. Тусклый свет откуда-то со стороны озарил темную
Они были везде. И напротив меня — несколько узких маленьких камер, а потом большая, полная народу. И далеко не весь этот «народ» походил на людей. А финалом моей веселой новогодней истории стал призрак — прозрачный невзрачный мужичок в темном кафтане. Его голова парила слегка отдельно от тела.
И ко мне вернулись и чувства — да так, что я не заплакала, нет, зашипела яростной кошкой. И воспоминания.
Только не мои. А сироты-мещанки Ники Соболевской. Девушки, в чье тело я попала. Девушки, которая жила в Санкт-Петербурге, столице Российской империи. И которой не повезло иметь мачеху, мечтающую о её наследстве… И ухажёра из местной аристократии — который решил, что неуступчивая мещаночка может стать неплохим украшением его цветника.
А мне-то что теперь делать прикажете?!
Глава 2
Тайны раскрываются
Если вы решили, что это надрывная драма о жизни провинциальной невинной девицы, то поспешу разочаровать. Это не моё амплуа.
Признаться, рехнуться в первые часы в этом странном мире я всё-таки могла. Могла бы, если бы не сны.
В них была вязкая обволакивающая темнота пещеры, блеск серебряных колец, золотые сияющие глаза и мягкое шипение.
Оно убаюкивало. Успокаивало. Рождало странные картины, где стая котов-баюнов — опасных, стремительных стражей Нави, неслась по огромному полю из тысячи трав. Где змей-полоз свернулся кольцами на горе сокровищ, лениво подгребая хвостом колечко с ярко-алым камнем. Где высилась на Васильевском Башня грифонов, та, что в легендарной аптеке Пеля, и дамы и господа с гравюр века девятнадцатого прогуливались по Невскому.
А змеиные кольца крепко обнимали, даря ощущение защищённости, а шипение обещало найти и не отпускать. Именно оно давало силы. И зыбкое ощущение нереальной надежды.
— Матвей Силыч, ну Матве-ей Милый, — тихо заканючила я, — прихватите у волкулаков из пятнадцатой камеры одеяло в обмен на мёду? Медок свежайший, от лешего из четвертой!
Шёл третий день моего пребывания в этом околотке. Я просительно заглянула высшему призраку в глаза. Только ему и было по силам кое-какие вещички с помощью своего дара между камерами переправлять. Мощный призрак, древний.
— Ох, Никушка, егоза, буде тебе. Вовкулаки тебе и так всё дадут и добавят ещё блох от щедрот мохнатых, — проворчал призрак деда, который по виду больше старых русских богатырей напоминал.
— Дед, ну дед, — я заёрзала.
Сегодня что-то скреблось в душе, мешало сосредоточиться. Нет, это был не страх. И сено не застряло в юбках и панталонах. Скорее… предвкушение? Ожидание? Ну, мяу!
— Как есть кошка, баюнье дитя, — оглушительно зарокотал призрак, — да будет тебе одеяло, королевишна.