Невеста смерти
Шрифт:
— И что там произошло? — сжалась Ренита от предчувствия беды и безысходности.
Таранис помрачнел лицом, его синие бездонные глаза стали черными омутами, а узор на щеке резко выделился на побелевшем фоне отхлынувших от лица красок:
— Они перерезали горло десятилетним мальчишкам. В том числе и моему брату. А сначала надругались над ними.
— И ты молчал все это время?
— Месть, милая, это блюдо, которое подают холодным. Один раз мне удалось сойтись с ним на арене, жаль, что ничем для него не кончилось.
— Ты же его ранил.
— Ранил?! Ну знаешь, тогда и укус комара можно приравнять к зубам тигра на арене. Так, тронул едва. Как и он меня. Здесь затевать ссору не хочу, что толку бить его кулаками, все равно не дадут надсмотрщики. А на
— Береги себя, — она дала волю чувствам и сама стала целовать его слегка колючие щеки и шелковистые черные волосы. — Только вернись. И ничего не бойся.
— Ты что-то недоговариваешь, — он посерьезнел, взял ее голову двумя руками и внимательно заглянул в глаза. — Что именно я не должен бояться? И чего боялся? Кроме как потерять тебя?
Она смешалась окончательно и только всхлипывала, стараясь вновь прижаться к его груди — Рените казалось, что каждый ее поцелуй откуда-то через стены виден Вульфрику, и что она, любя и лаская Тараниса, приближает к нему опасность. Но и то, что ее холодность причиняет ему физические страдания, тоже не могло от нее укрыться.
Глава 5
Юлия сидела рядом с Друзиллой и Клавдией, своими подругами, и радостно оглядывалась вокруг — дядя и тетя совершенно безропотно отпустили ее на гладиаторские бои! Конечно, они подробно расспросили, с кем именно из подруг она туда идет, на какие места собираются усесться, Как возвещали объявления на альбумах и как значилось на продаваемых на каждом шагу глиняных табличках, сегодня должен выступать и Рагнар. Она очень удивилась — потому что помнила, что меньше декады назад он получил рану. И хоть он тогда ей на свидании и сказал, что все это ерунда — но она же видела, как он провалился в сон и как даже спящий, сберегал поврежденный бок. Почему же она так радовалась? Хотя бы тому, что раз уж он выходит на арену, значит, все же ранен был не так страшно, как показалось ей и другим зрителям. Она дома попыталась спросить про то, сколько будет заживать такая рана, как получил Рагнар, но Гортензия только отмахнулась:
— Зачем тебе забивать голову такими вещами? Пойдем лучше пересадим лилии из вазона в сад, они порадовали нас своими цветками и ароматом, а теперь им надо набраться сил в покое, вдоволь погреться на солнце и попить настоящего дождика.
Гортензия стала искать на полке своего конклава небольшие совочки, которые зачем-то хранила здесь, а не в сарае, тщательно вымывая после каждого использования. Впрочем, как уже поняла Юлия, это ничего не означало — просто тетка, проведя слишком много времени одна в томительном ожидании, придумала для себя множество мелких бытовых ритуалов, выполнение которых, как эта пересадка лилий то в вазон, то на клумбу, отвлекало ее от тягостных мыслей. Девочка подумала, что и возвращение дяди не разрешило тетку от молчаливого, доводящего до отупения ожидания — его все равно постоянно не было дома, а иногда он разворачивал коня, не успев спешиться. От ее чуткого взора не укрывалось состояние Гортензии, а с тех пор, как она встретила Рагнара и почувствовала с воем сердце непривычные чувства — она вдруг, как пелена с глаз упала — стала понимать тетку. И старалась соглашаться на все ее идеи по обустройству дома: Гортензия была почему-то уверена, что если она сделает и без того образцово чистый дом еще уютнее и удобнее, то ее доблестный супруг будет чаще бывать задесь.
И вот — удача! Дядя и тетя, когда она вошла по привычке без стука, были заняты очень серьезным разговором — настолько серьезным, что дядя сам пришел в конклав жены, а не дожидался ее выхода в атриум.
— Гортензия, а кому я еще могу довериться? — устало вопрошал дядя.
А тетка, раскрасневшаяся от волнения, сминала в руке край покрывала так, что вот-вот тонкое египетское полотно лопнет в ее пальцах:
— Во что ты пытаешься меня втянуть? Нет, ты не думай, я ради тебя на многое готова. Но то, что ты предлагаешь… Мне надо сжиться с этой мыслью.
— Что ж, пожалуйста. Сутки у тебя есть.
Он не договорил,
— Простите… Я помешала?
— Ну что ты, Юлия! Разве ты можешь помешать? — тут же встала ей навстречу тетка. — Что ты хотела?
— Мои подруги позвали меня завтра на гладиаторские бои.
Она была готова к своеобразным боям по отстаиванию своего желания развлечься, но дядя неожиданно легко принял решение:
— Да, конечно. Только назови мне подруг, я уточню у их отцов, пускают ли их самостоятельно уже на такие зрелища.
Вот так Юлия с Клавдией и Друзиллой оказалась в Большом Цирке. Друзилла поглядывала на нее так, как будто они стали за эти дни ближайшими подругами или даже знали друг доуга всю свою жизнь — и было, чему их сближать!
Выходя от Рагнара, счастливая и окрыленная Юлия приготовилась сесть в лектику, как вдруг заметила еще один крытые носилки, тоже очень изящные и украшенные богаче, чем те, которые предоставил ей дядя.
— Ах, милая Юлия, — голос полнотелой Друзиллы прозвучал как магнолиевый мед, душистый и смертельно ядовитый. — Ты тут? Неожиданно!
— Но ведь и ты тут, а не у храма Цереры меня встретила, — спокойно улыбнулась приятельнице Юлия.
— И с кем ты была? — томно потянулась Друзилла, и стола тонкого египетского полотна нежно-розового цвета едва не лопнула на ее пышной не в меру груди, мягкими складками выкатывающейся из складок ткани.
— А ты?
— Ооо, — протянула Друзилла. — Не с тем, с кем хотела, но не жалею ни разу. Такой мужчина… Но, если честно, только уж ты никому не говори, но как мужчина он никуда. Причиндалы с пальчик. Зато модный! Пусть мне все завидуют, что я была сегодня с самим Вульфриком Безжалостным! И тем более, он же в нашем городе ненадолго. А с этим Рагнаром я успею переспать еще десяток раз осенью.
Юлия тихо остолбенела, собирая слова и мысли:
— Ах, милая моя подруга, как же я завидую твоему жизненному опыту, вкусу…
— Учись! — горделиво заявила Друзилла, любуясь своими остро заточенными и покрытыми пурпуром ноготками. — Толк из тебя выйдет. Хотя, признаться, я до последней минуты думала, что ты такая тихоня и медуза, что смысла с тобой дружить даже нет. А теперь вижу, что нам будет весело!
Они обнялись, и Юлия вздрогнула — насколько ей было приятно прижиматься, хоть и ненадолго, к крепкому телу Рагнара, так же было противно трогать похожие на сырое ячменное тесто телеса Друзиллы.
Юлия, не забывая хихикать в ответ на кажущиеся самой Друзилле глубокомысленными замечания про всех увиденные ею в Цирке знакомых и незнакомых, их одежду и обувь, манеру идти или стоять, не отрываясь смотрела на арену.
Ее интересовал только Рагнар. И еще немного — та прославившаяся в этом сезоне гладиаторша с пугающим прозвищем Невеста смерти, так похожая на пропавшую где-то в дебрях дядиной службы веселую и красивую Гайю. Гайю Юлия вспоминала часто, особенно, глядя на себя в зеркало — ей казалось, что она сама похожа на какое-то мелкое животное типа ласки, с удивленными большими глазами и тонким ломким телом. «Другое дело Гайя», — думала про себя Юлия, крутясь перед большой бронзовой пластиной, оправленной в резную деревянную раму. — «У Гайи ведь все на месте, и грудь роскошная, а не куски теста, как у Друзиллы, и локоны свои, а не купленные в Субуре, как у жидковолосых от природы Клавдии и ее накрашенной до состояния отштукатуренной стены мамаши. А мышцы как у дядиных солдат». Но тут же спохватывалась — Гайя и была солдатом. Хотя девочку с первых же часов знакомства удивило, что Гайя не хохотала хриплым басом и не ругалась дикими словечками, как делали это иногда подчиненные дяди, думая, что их никто не слышит, пока они ожидают выхода своего командира из дома. Увидев как-то изумленную Юлию, два огромных по ее меркам парня в алых плащах и белоснежных туниках под начищенными до ослепительного блеска доспехами сразу покраснели ярче плащей и начали наперебой извиняться перед ней, вынудив девочку просто спастись бегством в атриум, под защиту стен дома и тетиной личной рабыни.