Невеста смерти
Шрифт:
– Папа желает знать, как мы свергнем Рудольфа, не допуская войны.
– Набравшись терпения, мой добрый епископ. Не торопя время. – Взгляд Матьяша ушел на север, к далеким границам Богемии. – Мой брат Рудольф сам себе копает могилу. Мои источники в Праге сообщают, что сейчас гроза собирается в городке Чески-Крумлов, и если она разразится, дело двинется вперед. Ключом к нашему триумфу может стать, сам о том не догадываясь, мой племянник-бастард Джулио. Правление Рудольфа основано, если не ошибаюсь, на тонком равновесии. Все, что от нас требуется, – это набраться
Епископ церемонно кивнул младшему Габсбургу и попрощался. Ему не терпелось тронуться в обратный путь, в Вену, лежащую вдалеке от диких османских орд. И чем скорее, тем лучше.
Матьяш проводил посланца взглядом – тот шел к выходу, и подол его черной сутаны подметал серые камни.
Глава 10. Строгий режим
Лето 1606 года
Король Рудольф II не стал разговаривать с сыном перед его отъездом из Вены. Эта обязанность, в дополнение ко многим прочим, легла на плечи министра Вольфганга Румпфа. Все необходимые приготовления для приема дона Юлия на новом месте, в Чески-Крумлове, были закончены, но Румпф из осторожности ничего не говорил ему до самого последнего момента.
И вот министр получил официальный королевский приказ, скрепленный печатью Габсбургов. Вольфганг еще раз посмотрел в окно на стоящую в ожидании карету, тяжело вздохнул и, сделав знак стражникам, чтобы следовали за ним, вошел в отведенные королевскому сыну покои.
– Чески что?! – взревел дон Юлий в ответ на заявление министра и раздраженно потер виски – голова трещала от выпитого накануне, как случалось почти каждое утро. – Вы что, смеетесь надо мной?! Нет, не имею ни малейшего желания.
Румпф снова вздохнул. Из всех многочисленных неприятных поручений, исполнять которые ему приходилось в должности главного министра Рудольфа II, самым худшим было это – улаживать дела королевского бастарда.
– Я не смеюсь и не шучу, – ответил он спокойно. – Приказ отдал ваш отец, его величество король. И я сей приказ исполню. Вам надлежит незамедлительно отправиться в Южную Богемию.
– Заткнись, ничтожный германец! От твоего голоса у меня голова раскалывается.
Вольфганг с удовольствием плюнул бы на этого вечно недовольного грубияна, но поступил мудрее, сглотнув собравшиеся во рту соки. Рассматривая лицо молодого человека, министр находил за обрюзгшей наружностью и оплывшим вследствие неумеренности телом следы сходства с Анной-Марией да Страда, королевской любовницей. Дон Юлий унаследовал от матери прекрасную кожу и высокие скулы, а его голубовато-зеленые глаза были столь же уникальны и чисты, как редкие бриллианты. Не распухни он так от чрезмерного потребления напитков и еды, его даже можно было бы назвать красивым.
А вот от Рудольфа Джулио достались разве оттопыренные губы Габсбургов, красные и полные, как будто он только что ел кровавое мясо.
От созерцаний и размышлений министра оторвала летящая ему в голову фарфоровая ваза. Румпф вовремя пригнулся, и ваза, ударившись о стену, разбилась на кусочки.
– Отправляйся
– И еще одно, дон Юлий. – Донося эту новость, министр испытал особенное удовольствие. – Ваш отец распорядился, чтобы вы принимали пищу не чаще трех раз в день. Так было и с ним самим, когда он в таком же, как вы сейчас, возрасте находился при дворе дяди, испанского короля Филиппа. Так что вам предстоит привыкнуть к жизни аскета.
– Будь ты проклят со своими приказами! – крикнул бастард и, почесывая в паху, махнул рукой стражнику. – Ты, несчастный, скажи поваренку, чтобы обслужил меня.
Стражник в нерешительности посмотрел на Румпфа, уже кривившего от нетерпения рот.
– Дон Юлий, вы под стражей. Никакого отдельного повара, никакого слуги, никакого лакея больше не будет, – заявил Вольфганг. – Приемы пищи сокращаются с двенадцати до трех, вы не будете общаться с женщинами, и в дороге вас будет сопровождать священник, которому по прибытии в Чески-Крумлов вы сможете исповедоваться в тамошней часовне.
– Исповедоваться? – Налитые кровью глаза уставились на министра. – Я не стану исповедоваться перед каким-то папистом!
В воздухе потянуло ароматом бекона.
– Видишь! Когда дон Юлий приказывает, слуги только что с ног не падают, спеша угодить мне, как и подобает в отношении старшего сына их короля. Принеси мой завтрак, ты, ничтожный навозный жук! – крикнул Джулио.
Румпф отступил в сторону, и подошедший стражник поставил на столик тарелку с постным беконом и кусочком черного хлеба.
Сын Рудольфа скривил недовольную физиономию.
– Это для кого такое?! Где сыры? Где курица? Селедка? Где мой эль, черт бы вас побрал! Мне нужен эль – от головы.
– Садитесь и ешьте, дон Юлий, – сказал министр, бросая взгляд на свои карманные часы. – До полдника еще далеко, а у нас много дел. Стража доставит вас к карете, как только вы закончите трапезу. Прощайте, мой господин.
Возмущенные вопли Юлия разносились по полям и лугам, мимо которых, следуя по старой дороге в Богемию, тащилась королевская карета. Во избежание повреждений членов и дряблой плоти, поскольку узник метался в карете, его связали мягкими полосками холщовой ткани.
Мужчины при виде его плевали на дорогу, а женщины крестились за занавешенными окнами.
Сопровождать дона Юлия министр Румпф не смог – его внимания требовали более важные государственные дела: пока король со всем двором веселился в Праге, управлять империей приходилось Вольфгангу. Вместо него в неблизкий путь отправился священник-иезуит Карлос-Фелипе. Младший сын в дворянской семье Ронда, он вырос в Мадриде и со временем стал духовником некоторых весьма влиятельных особ при испанском королевском дворе, хотя так и не поднялся до самой монаршей семьи.