Невеста тирана
Шрифт:
Дженарро с каким-то особым тщанием нарезал оленину, разложил по тарелкам, с легкостью разделал пару жареных цыплят и подал вареные яйца, свежее масло и белый хлеб.
Фацио махнул рукой:
— Выйди вон.
Слуга лишь с готовностью поклонился, вышел и прикрыл за собой дверь.
Джулия боялась даже шевельнуться, видя, что Соврано неприкрыто рассматривает ее. Не понимала: опустить ли голову, отвести ли глаза, что-то сказать? Она не знала, что делать и сгорала от смущения.
Фацио потянулся к бокалу, слегка приподнял,
Соврано подцепил кончиком ножа кусок оленины:
— Полагаю, вы устали с дороги, сеньора.
Она едва заметно кивнула:
— Долгая дорога непривычна для меня. Но я не жалуюсь, сеньор. Я… — она тут же осеклась, не понимая, уместным ли будет сказать то, что она хотела.
— Что? Говорите.
Джулия сцепила руки на коленях:
— Я хотела… поблагодарить вас.
Он удивленно вскинул бровь:
— За что же?
— За Лапушку.
Соврано нахмурился:
— Лапушку?
— Мою лисицу.
Он рассмеялся:
— Сложно выдумать кличку нелепее. Впрочем, вы, женщины, в этом преуспели. Не стоит благодарности, но… мне это приятно.
Джулия опустила голову:
— Стоит, сеньор. Этот зверь очень дорог мне.
Фацио повел бровью:
— Не вижу в этом ничего дурного. Мы все можем иметь маленькие слабости. Ваша Лапушка останется с вами.
Джулия невольно улыбнулась:
— Благодарю, сеньор Соврано.
Он лишь кивнул:
— Ешьте. Или вы не голодны?
Фацио сосредоточился на своей тарелке, с аппетитом поглощая оленину, а Джулия ковыряла вареное яйцо и не могла отделаться от мысли, что это был не ужин ради ужина. У Соврано была какая-то определенная цель. Наконец, она не выдержала, отложила ложку и подняла голову:
— Зачем вы пригласили меня, сеньор?
Он отставил тарелку, откинулся на спинку стула:
— Что ж, ваша воля. Мне нужно говорить с вами, потому что больше до самого Альфи возможности не представится. Мы больше не будем делать остановок.
Джулия нервно сглотнула:
— Я вас слушаю.
Он кивнул:
— Вы будете жить под моей крышей на правах невесты. И я хочу, чтобы это соседство не доставляло неприятностей и не нарушало заведенный в доме уклад.
Она кивнула в ответ:
— Я понимаю, сеньор. И сама того не желаю.
— Всем, что касается хозяйственной части в моем доме, распоряжается мать. Стол, покои, бытовые расходы и прочее. Вам будут выделены покои и прислуга.
Джулия вновь сдержанно кивнула. Это было знакомо — в доме брата всем распоряжалась Паола. Через управителя, разумеется, но тот держал отчет перед ней.
— Ваша первейшая задача, сеньора, понравиться моей матери. Как вы это сделаете, меня не интересует. Но я не желаю слышать ни единого слова о том, что вы чем-то не угодили. И накрепко
Джулия с достоинством подняла голову:
— Я не скандальна, сеньор.
Уголки его губ дрогнули:
— Уповаю на это… Джулия. Будет прискорбно, если вы заставите меня пожалеть о моем выборе. Но тогда жалеть придется и вам.
Она коснулась бокала, поднесла к губам и сделала большой глоток, чтобы промочить горло. Не спросить было просто невозможно.
— Сеньор Соврано, могу я задать вам вопрос?
Казалось, он насторожился. Может, предугадывал?
— Можете, сеньора.
Джулия все же отвела взгляд:
— Мой вопрос все тот же: почему вы выбрали меня? Полагаю, я все же имею право это знать.
Фацио молчал, и в гнетущей тишине лишь угрожающе трещали свечные фитили. Джулия, наконец, не выдержала, подняла глаза. Соврано смотрел исподлобья.
— Так вы все еще осмеливаетесь об этом спрашивать? Вы?
— Для этого нужна особая смелость? Мне искренне непонятен этот выбор. Это правда. Марена гораздо красивее.
Смуглое лицо Соврано на мгновение преобразила усмешка:
— Вы так думаете?
Она кивнула:
— Все так думают.
Фацио вдруг помрачнел, откинулся на спинку стула. Посмотрел так пристально и открыто, что захотелось исчезнуть от какой-то незнакомой неловкости.
— А я — не все.
Что-то защекотало внутри, сердце тревожно затрепыхалось. Ошпарило щеки, и Джулия поняла, что заливается предательским румянцем. Хотелось выскочить прочь, за дверь, спрятаться от его взгляда. Но она сдержалась — это будет ребячеством.
— Прошу, сеньор.
Соврано вновь усмехнулся, но было не понять, что таила эта улыбка: иронию или злость.
— Вы краснеете… Надо же.
Джулия лишь опустила голову, пряча лицо.
— А ваша сестра тоже умеет краснеть?
Она тут же подняла глаза:
— Что это значит?
Фацио выпрямился, скрестил руки на груди:
— Как же? Вы просили ответа.
— Но, к чему…
— … к тому, что ваша сестра утратила всякий стыд! — голос прокатился над столом громовым раскатом. Казалось, даже звякнул хрусталь.
Джулия замерла, задеревенела, лишь смотрела во все глаза. Не было никакого сомнения, что он имел в виду ту самую тайну. Но… как же он прознал? Как?
Соврано желчно скривился и кивнул:
— Я уверился в том, что ваш брат ничего не знает, в отличие от его жены. Иначе исход был бы совсем иным. Брюхатая невеста — это что-то из ряда вон! Или у вас другое мнение, дорогая сеньора?
Теперь Джулия чувствовала, будто покрывается инеем. Этот обморок, эта дурнота… Она отчего-то ни на мгновение не сомневалась в словах своего жениха — все так и есть. И Паола… Теперь все вставало на места — Паола заперла Марену потому, что обо всем догадалась. Но что теперь будет с сестрой? Что будет, когда узнает Амато?