Невеста войны. Ледовое побоище
Шрифт:
Легатов пришлось собрать в дальний путь в Сарай. Они торопились, но новгородцы оказались хитрее, повезли бедолаг дальней дорогой, а Михайло поспешил без крюков и промедлений. К моменту появления двух кардиналов в Сарае князь Александр знал, кто и зачем едет.
Известие о том, что отец дал согласие на объединение с Латинской церковью, повергло его в шок.
– Не верю! Чтоб отец с рогатыми договаривался?!
Михайло плечами пожал:
– Об этом, князь, только их монах твердит. А как теперь вызнать?
Брат Андрей Ярославич блестел глазами:
– Саша, объединиться
– Ты лед Чудского озера забыл, что ли?! Нашел друзей – рогатых! Их в гости позови, они на твоем дворе как у себя дома расположатся!
– То рыцари были, а если папа Иннокентий им запретит на Русь налезать, то можно будет жить спокойно!
– Запретит налезать, говоришь?.. – Александр о чем-то задумался.
Прав слепой Вятич, ох как прав. Слепец (хотя ведь не всегда был таким), а видит куда больше зрячего. Иногда князю казалось, что Вятич видит не только то, что есть, но и то, что будет. Говорил же, что нельзя ездить отцу в Каракорум, плохо закончится, так и вышло… И про шведов на Неве он тоже верно предупреждал, и об Узмени на Чудском озере. Князь боролся с желанием пойти к Вятичу и потребовать, чтобы рассказал все, что знает. Останавливало только понимание, что это грешно, человек не должен знать своего будущего.
Но Вятич не похож ни на какого пророка. Просто сотник, который служит, вернее, служил, не просто князю, а всей Руси. И все же князь Александр Ярославич чувствовал необычность этого человека, к тому же его не чурался епископ Спиридон, а тот нутром чуял дурных людей. Кто же ты, сотник Вятич?
Определившись со своими намерениями, я начала готовиться, вернее, готовить меня стал Вятич. Ежедневно он подолгу внушал и внушал то, что следовало знать, прежде чем отправиться в столь далекий, а главное, опасный путь. Через неделю я была под завязочку напичкана всякой полезной информацией, от истории монголов до душевных качеств ханских вдов. Я не стала спрашивать, откуда сам Вятич знает о том, что Сорхахтани очень разумна и добра, а Огуль-Гаймиш якшается с шаманами, кто ему сказал о пристрастиях старшего брата Батыя. Знает – и знает, а теперь вот и я буду знать…
Меня интересовало другое: как я их понимать-то буду? Или знание монгольского в меня тоже заложат в один прием сеансом гипноза? Но Вятич был спокоен, потому я не волновалась.
Зато именно мое спокойствие возмутило мужа.
– Ты все продумала?
– Почти…
– Уверена?
– Ну да, – я только пожала плечами. Оружие готово, деньги есть, подарки тоже, лошади хорошие, что еще?
– Настя, меня рядом не будет. И никого другого для подсказки тоже. Тебе придется все решать самой и из всех ситуаций выбираться тоже самой. Вот как ты с ними разговаривать собираешься?
– Я думала об этом, но ты спокоен, я решила, что ты уже все придумал.
– Вот то-то и оно! Нет меня, нет, понимаешь?! Сама! Настя, все сама! От переводчика до потника под конским седлом. Я помочь не смогу и подсказать тоже. Чего сейчас не продумаешь, решать придется среди чужих людей.
Это был хороший урок, пришлось, забыв о том, что за мной есть пригляд, снова пересмотреть
– Я поеду с тобой.
– Нет.
Но Лушка даже возражать не стала, она для себя все решила, и сопротивление бесполезно. Однако я была кремнем.
– Ты останешься дома, потому что есть два маленьких мальчика, которые не могут жить сиротами.
– У них есть Вятич и Анея.
– Слепой Вятич, заметь. И с тремя мужиками, требующими ухода, Анее не справиться.
– Справлялась же, пока мы ездили.
– Мы ездили в Сарай, Луша, а не в Каракорум. Это далеко, но не… – я чуть не ляпнула «смертельно», опомнившись, произнесла: – слишком.
Лушка настаивала и настаивала, но я была непоколебима, точно зная, что должна ехать одна. Когда стало невмоготу, пришлось привлечь Анею. Тетка умела разговаривать со всеми, Луша перестала проситься в Каракорум.
Зато меня собирали, как в последний путь. Они готовы были нагрузить пару возов одной снеди, не считая целого каравана из повозок с разным барахлом. Я спокойно наблюдала за нешуточными приготовлениями к дальней дороге моих близких, а потом вдруг поинтересовалась:
– Вы куда переезжать-то собрались?
– Мы? Никуда.
– А это что?
– Это тебе в дорогу.
– Анея, ты решила накормить всю Батыеву ставку? Но они не едят того, что ты предлагаешь. А одевать кого будем, тут, пожалуй, не на одних Батыевых хватит…
– Ладно тебе, пригодится! – почти обиделась тетка.
– Ну ты же разумная женщина! Кто весь этот караван охранять будет? Его же разграбят за первым поворотом. Скажи, чтобы разбирали, я воин и поеду налегке.
Собирал меня Вятич, он, конечно, не видел, но мы оговорили каждую мелочь.
Свою лепту внес и князь, приславший подарки для хана, а также дружинников для охраны и, главное, толмача. Карим владел несколькими языками, и на него можно положиться. Это очень хорошая помощь, потому что я не понимала ни по-монгольски, ни по-кипчакски, а доверять их толмачам опасно.
Карим сказал, что поедет со мной в Каракорум. Вятич тут же увел его для приватной беседы, они что-то очень долго обсуждали, видно, муж что-то рассказал, потому что после разговора Карим смотрел на меня с заметным любопытством.
– Что ты ему сказал? Надеюсь, не про Москву?
– Про тавро тоже не говорил. И ты молчи, это слишком сильный козырь, чтобы о нем знал еще кто-то.
Это произошло в последний день перед моим отъездом…
– Настя… трава зеленая…
Вятич сидел на солнышке, чуть щурясь. Федька играл рядом.
– Зеленая.
– А сарафан на тебе темно-красный…
И раньше, чем я успела подумать, что бы это значило, он совершенно безошибочно протянул в мою сторону руку, подзывая к себе:
– А ты у меня красивая…
В другое время я бы фыркнула, мол, кто бы сомневался, но сейчас насторожило другое – глаза у Вятича как-то изменились. И само выражение лица тоже! То есть раньше лицо было все время приподнято, не имея возможности видеть, он прислушивался, потому шея даже чуть вытянута вперед. А сейчас… Нет, он не только слышал меня, он меня видел! Он меня определенно видел!