Невеста войны. Против «псов–рыцарей»
Шрифт:
К столу подошел Торопила:
– Еремей Силыч сказывал…
Договорить не успел, сзади снова раздался грохот – купец решил разбить кость до конца. На него с тревогой оглядывался, видно, хозяин заведения, верно, если каждый будет вот так разбивать мослы о столешницу, то никакой дуб не выдержит. Я тоже оглянулась на купца, тот деловито высосал мозг из раздробленного мосла, отбросил его в сторону и потянулся за большой кружкой, видно с пивом, отрицательно мотая головой в ответ на приставания нервного собеседника. Почему-то очень захотелось узнать, о чем они говорят.
– Еремей Силыч сказывал, что через два дня в Любек пойдет. Коли решите туда, так милости просит, а коли нет,
– Нет, благодарствуем, нам в Сигтуну надо.
Торопила удалился, кивнув, а Твердило сокрушенно помотал головой:
– Не время в Сигтуну плыть. Там рыцарей полно, тех, что бороться с тавастами собрались.
– С кем? – Лушка не выдержала-таки.
– С тавастами, а заодно и с русскими.
И снова нас отвлек купец. Ему, видно, надоел собеседник, потому что мужик поднялся, перевалился через стол, улегшись для этого в миску с обглоданными мослами, сгреб приставучего болтуна за грудки и… попросту вышвырнул его в проход! После чего уселся и спокойно допил из своей кружки. К столу подскочил хозяин заведения, купец кинул ему монету, судя по тому, как в ответ изогнулся угодливой дугой хозяин, достаточно ценную. Обиженный купцом человек остался отлеживаться после невежливого обращения на полу, а его обидчик встал и направился к выходу, спокойно выбирая из бороды крошки и стряхивая прилипшее к одежде. Мы с Лушкой сидели, раскрыв рты и вытаращив глаза на столь невежливое выяснение отношений. Проходя мимо нашего стола, купец покосился в нашу сторону и вдруг озорно подмигнул.
Твердило сокрушенно покачал ему вслед головой:
– Ох, зря он с Овиндом так…
Опомнившись, Лушка пристала к Вятичу:
– Кто такие тавасты?
– Соседи русских, я тебе потом объясню.
Как заставить Лушку не задавать первые же пришедшие в голову вопросы? Вдруг я сообразила, что в Швеции Лушка просто не будет понимать окружающих, а значит, и вопросов задавать не станет. А как же мы? Мы все не будем ничего понимать?
Теперь вопрос едва не задала я. Господи, как же тяжело с нами Вятичу! Наверное, было легче даже в дружине Евпатия Коловрата, где я воевала под видом его племянника, зато не интересовалась, чем не надо.
Твердило еще долго объяснял нам, что в Сигтуне, конечно, как и в Висбю, далеко не все подчиняются буллам папы римского, но торговать стало трудно. На торге в любую минуту можно ожидать неприятностей, потому и перестали плавать туда целые караваны новгородских ладей.
– Ну и ладно, что, кроме них, торговать негде?
– Негде. Волгу татары перекрыли, по Днепру тоже не пройти, а здесь вон как повернуло.
Несколько мгновений я сидела, размышляя и представляя себе карту Европы. Верно, обложили, как медведя в берлоге, со всех сторон. Одного не учли – медведь животное сильное, если разозлится, берегись собачья свора!
А Твердило все вздыхал:
– Через эстов не пройдешь, там ливонцы засели прочно. Только и оставался вот этот путь да торги в Швеции и Норвегии, а теперь и туда никак.
– А почему в Норвегию никак?
– Мимо датчан идти, их король Вальдемар с папой дружен, ему подчиняется.
Он еще долго жаловался на судьбу и человеческую глупость, мол, ну к чему меж собой воевать, разве других дел мало?
Эх, дорогой, если бы ты знал, что и через семь сотен лет вопросы у человечества будут такие же! Я вдруг задумалась, поумнеет ли человечество вообще когда-нибудь? Вернее, успеет ли поумнеть, прежде чем вымрет?
– О чем Чапай думает?
– Вятич, а человечество когда-нибудь поумнеет?
– Ну ты и вопросы задаешь!
– Ты в будущее отправиться можешь?
– Нет. И перестань вспоминать о том,
Разговор почти шепотом и на ухо, но он прав, я слишком часто вспоминаю, что сама не отсюда, и Вятич тоже, это опасно, так можно проговориться. Я только кивнула, твердо решив держать себя в руках, даже если для этого придется вообще не разговаривать. Но следующий вопрос все же задала:
– А мы как шведов понимать будем?
– Поймем. Ты же понимаешь, что говорят вон те два человека?
Я прислушалась, те два человека не говорили, а орали, но действительно не по-русски. А я понимала. Ясно, чья работа. Меня так и подмывало поинтересоваться, а нельзя ли и в московской жизни вот так же: щелчок пальцами – и любой иностранный язык в голове? Но спрашивать не стала, ясно, что ответит:
– Это не я, просто так надо.
Ладно, надо, значит, надо. Знание шведского, пусть и древнего, еще никому не мешало.
Через два дня нашлось судно, которое отправлялось в Сигтуну и могло взять нас на борт. Лушка, услышав такую новость, только вздохнула, снова лежать в лежку, конечно, тяжело, но выхода нет, вокруг Висбю море, никуда по суше не доберешься, разве что пешочком по дну. И снова вокруг были волны и ветер толкал парус нашего суденышка, с каждой минутой приближая… к чему, к успеху или поражению? И вообще, что нас там ждет?
Биргер
Зять короля Швеции Эрика Эриксона Биргер в который раз заводил со своим родственником один и тот же разговор, убеждая его, что пора выступать в новый поход. В действительности Швецией давным-давно правит Биргер, король Эрик слишком слаб и нерешителен, по любому поводу советуется с мужем своей сестры Ингеборги. Зять короля самый богатый землевладелец в Швеции, но ему все мало. Теперь Биргер нацелился на земли Гардарики и уже давно убеждает Эрика, что лучшего времени для выступления не найти. Поддавшись на его уговоры, король даже обещал объявить ледунг – общий сбор в поход. Это серьезное предприятие, нужно хорошо подготовиться. Ни для кого не секрет, что идут не столько на эстов, сколько на Гардарику. Но до самого последнего времени рыцари особой прыти почему-то не проявляли.
Сегодня Биргер сообщил королю о булле папы Григория, которой тот не просто позвал в новый крестовый поход на сей раз на севере, но главное – обещал прощение всех грехов тем, кто в походе будет участвовать.
Это большой подарок от папы, грехов у любого накопилось немало, найдется что прощать. И все равно их надо подгонять, чтобы тронулись с места. Епископ Томас вздыхал:
– Что за рыцари в Швеции и Норвегии?! Во Франции и звать не надо, сами рвутся.
Ему хмуро объясняли, что воевать в рыцарском облачении в болотах Гардарики не слишком удобно. Епископ снова всплескивал ручками:
– Не об удобстве думать надо, дети мои, а о Божьей воле!
Иногда глядя на толстенького, розовощекого епископа, Биргер задумывался, верит ли он сам в то, что твердит другим? Однажды заметив, как тот прячет подаренную золотую фабулу, понял, что не верит. Но все теплые места рядом с папой уже расхватали, сидеть в крошечном городке с маленьким приходом не хочется, вот и отправился англичанин за тридевять земель уговаривать шведов нести правильную веру далеким жителям Гардарики. А иногда Биргеру казалось, что верит. В такие минуты глаза епископа светились не сальным блеском, как при виде пухленькой красотки, а настоящим огнем, способным зажечь сердца слушателей. Но минута озарения проходила, и епископ снова следил взглядом за крутыми бедрами своей служанки или с вожделением облизывался, держа в руках огромный кусок зажаренного поросенка.