Невеста войны. Спасти Батыя!
Шрифт:
Это был неправильный Ургенч, совсем неправильный! Даже с учетом разрушения татарами город просто находился не на том берегу. Я хорошо помнила Ургенч, который видела в своем путешествии в нормальной московской жизни, как я теперь называла свою жизнь в двадцать первом веке. Ничего подобного не наблюдалось.
– Карим, ты уверен, что это Ургенч?
– Да, почему ты спрашиваешь?
– Я его себе по-другому представляла.
Не могла же я сказать, что была совсем в другом Ургенче!
– Как Сарайджук? Нет, это уже Мавераннахр,
Если честно, то на настоящее то, что мы видели, не тянуло вообще, так, развалины какие-то…
Карим подтвердил мои размышления:
– Только его монголы разрушили. Знаешь как?
Ну откуда я могла знать? Рязань защищала, Козельск тоже, даже Сырну защищала, а вот Ургенч точно нет.
– Разрушили плотину и затопили город. Здания упали.
Я с трудом удержалась, чтобы не съехидничать, мол, строить надо не из глины, тогда и падать не будут. Немного позже я поняла, почему падали даже самые крепкие здания, если река подтапливала город.
А тогда поразилась: в Ургенче был жив базар! И не просто жив, а цвел вовсю. Карим грустно покачал головой:
– Это не базар, это его слезы… Три десятка лет назад Гургенджи был столицей Великого Хорезма, самым цветущим городом Востока. Вот когда был базар… А еще здесь жили ученые светочи, Бируни, например…
Да уж, от прежнего величия действительно остались лишь развалины. Но в том, что здания и правда были весьма большие и эффектные, я убедилась быстро. На одном из непонятных глиняных холмов в пыли возились старики и дети.
– Чего они там ищут?
– Кирпичи.
– Что?
– Кирпичи. Минарет рухнул, но не все кирпичи разбились, они ищут целые и используют для своих домов.
– Этот холм был минаретом?
– Да, здесь стоял минарет, ему было больше ста лет, когда пришел Чингисхан…
Вот ведь гады, а?! Больше ста лет здание стояло, а они пришли и… теперь гора глины. Но судя по этой горе, минарет был большим…
Много еще удивительного ждало меня в Ургенче, но долго там быть мы не могли – спешили в Самарканд. По сведениям купцов, оттуда вот-вот должен уйти большой караван на Каракорум, хорошо бы присоединиться. В Ургенче мы хотели заменить лошадей, но сделать это не удалось, пришлось поверить одному из знающих людей (таких всегда бывает много), что лошадей гонят навстречу, можно будет перехватить в ближайшем караван-сарае. Отправились дальше к этому самому караван-сараю.
Мне было жаль, но Аманкул остался в Ургенче, его нога все же не выдерживала нагрузок и то и дело подворачивалась снова. Бедолага вздыхал:
– Неужели я теперь не смогу ходить с караванами?
Его заверили, что просто нужно дать ей окрепнуть.
Мало того, обнаружился еще один потрясающий факт. Тем, кто никогда не бывал в этих местах, все равно, а кто бывал, точно знают, что Амударья впадает в Аральское море и что именно из-за разбора воды ее и Сырдарьи Аральское море стремительно мелеет.
Еще известно о старом русле Амударьи – Узбое, которое уводило реку куда-то на запад, к Каспию, много южнее.
Так
Для меня это было сложно, я довольно смутно представляла место деления на два рукава, но понимала, что они есть. То есть были до прихода ордынцев. Потому что эти гады разрушили создаваемые веками плотины, и река понесла большую часть воды в озеро и в пески, а до Арала стало доходить куда меньше.
К длинному списку преступлений ордынцев против человечества можно добавить и вот такое – обмеление Аральского моря! Вот с кого началось.
Не буду я спасать Гуюка, пусть травят, но вернусь и Батыя отравлю тоже. Чтоб знали, как наши, ну пусть не наши, но соседские плотины разрушать! Глупость, конечно, но было обидно: люди строили, строили, рассчитывали, укрепляли, подновляли, пришли эти и все разрушили.
Карим нарисовал на земле нечто вроде карты с двумя морями и двумя реками, показал раздвоение и место, где стоял Ургенч. Стало понятно, почему он на другом берегу, не город перенесли, а река повернула с того времени.
– Вон там был Кят.
– Это еще что?
– Это первая столица Великого Хорезма.
– Тоже монголы разрушили? – Я осторожно покосилась на наших спутников, чтобы не услышали.
– Нет, Джейхун.
– Кто?
– Джейхун. Она река строптивая, сегодня течет здесь, завтра там. Подошла к городу и смыла.
Какой кошмар! Смыть столицу могучего ханства – ну и река… Я смотрела на вяло текущую совершенно мутную воду (словно разбавленное какао, даже лезть купаться противно) и не верила словам Карима. Нет, я не могла не верить, но уж очень медлительной и тихой выглядела эта самая Джейхун, которая, как я поняла, в мои времена будет называться Аму-Дарьей. Я помнила, что Джейхун значит «бешеная», однако ни тогда, когда ездила в Ургенч в нормальной жизни, ни теперь поверить в это не могла. Какая же она бешеная, если едва течет?
Карим посмеялся:
– Зря не веришь. Джейхун бывает бешеной весной и в середине лета. Самое страшное ругательство для местных не монголы, а дегиш.
Я действительно заметила, как оглянулся, услышав это слово, проводник. Видно, Карим прав, это что-то страшное.
– Что это?
– У Джейхуна берега слабые, видишь? Когда воды много и она сильно напирает, то берега подмываются очень быстро и начинают обваливаться. Стоит начать обваливаться в одном месте, и может вдруг подмыть берег на часы пути. Это быстро и страшно, я однажды видел. В воду обваливается все – заросли камыша, деревья, дома, даже крепостные стены…