Невеста войны. Спасти Батыя!
Шрифт:
– Не новгородец он. Врет. Новгородец проклятым кольчугу делать не стал бы.
Я, не поворачивая головы, поинтересовалась:
– А ты?
– Я со Славенского конца.
– Как тебя зовут?
– Зачем тебе?
– Скажи, что Назар, а имя нарочно переврал, я тебя выкуплю.
– Тебе все равно кого, что ль?
– Да.
– Ну, выкупай, только не пожалей.
Дольше разговаривать было опасно, я шагнула в сторону, позвала надсмотрщика и заорала ему в ухо:
– Это не мой брат! Можно, я посмотрю еще?
Глаза надсмотрщика
– Эй! Эй!
Парень, прихрамывая подошел. Я обернулась теперь уже к надсмотрщику:
– Вот мой брат! Этот, а не тот!
Надсмотрщик чуть лениво приоткрыл глаза, покосился на парня и усмехнулся:
– Это не Назар.
– Как не Назар?! Это он!
Надсмотрщик подошел и вдруг, глядя мне прямо в глаза, тихо посоветовал:
– Зачем слабого берешь, я тебе сильного позвал. Бери сильного.
– При чем здесь сильный или слабый, ты мне показал не моего брата! Вот мой! Он ранен, но это он. Я выкуплю, мне хатун разрешила.
– Какая хатун, Огуль-Гаймиш?
– Нет, Сорхахтани-беги.
– Это люди Великого хана, Сорхахтани-беги не может ими распоряжаться.
– Что мне делать?
– Иди к Великому хану или к Великой хатун. Они разрешат – выкупишь.
А это даже неплохо, теперь есть повод познакомиться с Гуюком. Я повернулась к парню:
– Потерпишь?
Тот лишь пожал плечами. Две монеты перекочевали к нему в руку.
– Ты как назвался-то? – Я нарочно орала, чтобы слышал надсмотрщик.
– Судилой.
– Как нашего соседа звали? Помер он полгода назад, застудился и помер.
Судила как-то странно пожал плечами. За нашим разговором тревожно наблюдал Карим. Я больше не могла выносить этот грохот и попросила:
– Я пойду, завтра приду снова. А может, удастся поговорить с хатун.
Осадок остался очень тяжелый, какие-то они странные. Надсмотрщик взялся провожать, чего мне уж совсем не хотелось.
Но стоило выйти на улицу, как я получила очень важную информацию, объяснившую странное поведение парня.
– Зачем братом его назвала? У него вся семья здесь была, и отец, и мать, и сестра. Теперь его бить будут.
Какой ужас! Вот почему после моих слов о брате у парня в глазах мелькнуло сожаление и даже горечь.
– Что делать?
– Сегодня ничего, завтра приходи, если выживет, спасу. Деньги нужны. И никому не говори. Плохо сказала, ай, плохо.
Что плохо, я понимала и сама, мне проще, буду стоять на своем: он очень похож на моего брата, просто копия! Только как теперь самого парня спасти, денег не жалко, только где гарантия, что, получив оплату, надсмотрщик не предаст?
Карим тоже был расстроен. Мы даже не заметили, как прошли мимо охранников, явно изумленных такой невнимательностью.
– Карим,
– Не знаю, только ждать до завтра, что мы еще можем? Чего ты взялась его освобождать?
– Он со Славенского конца. А тот Назар вовсе не Назар.
– Назар, только из Булгарии, у него мать русская была, но умерла рано, потому языка и не знает. Но его освобождать не надо, у него семья здесь, он прижился, не хочет никуда.
– Поэтому был так недоволен?
– Конечно.
Мне не давала покоя мысль о покалеченном парне, вот ведь дура, так подставила. Верно говорят, что добрыми намерениями вымощена дорога в ад.
Тихий голос словно в раздумье произнес:
– К хатун приехала уруска с пайцзой от Бату…
Ему отозвался женский из-за легкой перегородки:
– Зачем?
– Говорит, брата искать…
– Нашла?
– Нашла, но у того, кого нашла, семья давным-давно погибла. Нет у него сестры.
– Может, лжет?
– Она лжет. Должен быть еще гонец от хана, но его нет.
– Кто она?
– Не знаю.
– Я хочу ее увидеть.
– Да.
– Завтра. Сначала посмотреть со стороны…
Огуль-Гаймиш сидела в задумчивости. Две служанки-китаянки занимались ее головой: одна брила от лба до макушки, а вторая в это же время ловко плела косички из длинных волос. Хатун не жалела времени по утрам, чтобы ее волосы всегда были крепко заплетены, а голова хорошо выбрита, тогда и бохтаг держался лучше, и не чесалось. В ежедневной возне с волосами был еще один плюс, она позволяла разогнать противных насекомых.
Наконец первая закончила брить, старательно вытерла голову госпожи, кивнула рабыне, чтобы та унесла кувшин и прибор для бриться, и тоже занялась косичками. Их много, плести нужно туго, чтобы потом они были хорошо стянуты на макушке и крепко скручены на спицу в столбик. Чем лучше волосы у знатной хатун, тем выше и толще этот столбик. У жены Великого хана Гуюна Огуль-Гаймиш волосы толстые, густые, такие заплетать и укладывать одно удовольствие. Ежедневное расплетание и заплетание множества косичек тоже способствовало хорошему росту волос.
Наконец все косички были готовы, ловкие руки служанок крепко скрутили их на макушке, Огуль все же чуть поморщилась, когда полученный столбик уже обернули тончайшей шелковой сеткой с золотыми нитями и протягивали через тростниковый стержень. Но тут уж ничего не поделаешь, приходилось терпеть. Наконец стержень был надет, теперь пришла очередь самого бохтага – плотной шапочки на голову, которая прятала и выбритую часть, и все волосы. У бохтага отверстие для стержня небольшое, только чтобы пучок волос прошел, потому снова пришлось потерпеть, зато держалось все крепко. Служанки завязали бантики сзади, стягивая бохтаг, а хатун сама проверила крепление, она терпеть не могла, когда что-то болталось, тогда приходилось больше думать о том, чтобы спица и украшающие ее перья не съехали.