Невеста зверя (сборник)
Шрифт:
Она открыла алую пасть, которая в лунном свете показалась еще ярче, и, казалось, усмехнулась, а потом сделала гигантский прыжок, и хвост ее, длинный и толстый, словно расколол темное стекло ночи в стремительном беге.
Тут все обернулись, вытаращили глаза и закричали. Старик Купер вскинул ружье. Но Эфран рявкнул: «Брось!»
Как бесшумная черная молния, стремительная фигура огромной кошки, петляя, мелькнула среди сосен и пропала из виду. За ней остался какой-то отблеск, словно сияющие искорки во тьме, но они скоро померкли.
Когда они шагали
– Вот я и задумался, – говорил Мэтт своему брату Чентеру в Шурхолде, – Фина Проктор это была или ее папаша? Кто из них вышел на меня поглядеть?
Чентер неспешно подошел к огню и подбросил еще одно полено:
– Слишком уж ты прислушиваешься к тому, что люди болтают. Ты эту кошку сам-то вообще хорошо разглядел?
– Уж я-то разглядел. Да и все видели. Эфран аж побелел, как кость. Он Куперу не дал стрельнуть в нее. Да и взяла бы ее пуля, как думаешь?
Тут он замолчал, потому что увидел, какое у Чентера стало лицо. Таким он не видел Чентера никогда. Видел он его и веселым, и в ярости, видел выражение серьезности и неловкости, которые появлялись на его лице, стоило ему взять в руки книгу, видел он и безумно счастливую улыбку, с которой Чентер смотрел на свою жену. Но сейчас это был новый Чентер – а может быть, очень давний, из детства.
– Мэтт, я не знаю. Откуда мне знать? Я только уверен, что отец нам желал добра – нам обоим. Но мне кажется… кажется, он про все это как следует не думал. Может, это все сплетни и глупости. Эти горные семьи – им сотни лет, они уходят корнями в старые графства… То, что ты видел… Что Джоз Проктор и она, та девушка… я ведь ее только на рисунке видел, нарисовал ее кто-то. Красивее ясного лета. Отца ведь с ней познакомили. И очень она ему понравилась. Прекрасная, сказал, девица.
– Пума, – проговорил Мэтт с медленным, холодным вздохом, – была просто красавица. Вся – шелк и струны. Жемчуг… и кровь.
– О боже, Мэтти. Фина Проктор – обычная девушка. Кем же ей еще быть? Человек она.
Мэтт улыбнулся.
– Пума, – прошептал он.
2. Свадьба
Свадьба была весной.
Долины и холмы еще не высохли от растаявшего снега, реки и ручьи разлились, так и бурля прозрачной водой. Запах сосен был свеж, как будто Мэтт вдыхал его впервые.
Как обычно у древнейших семейств, ни невесте, ни жениху не разрешалось друг друга видеть. Таков был обычай. Со старых времен бытовала шутка: это для того, чтобы кто-нибудь из молодых – или оба – не сбежали, если им не понравится увиденное. Ни у кого не хватало смелости нарушить запрет в молитвенном доме. Впрочем, может быть, и было парочку раз, хе-хе, только так давно, что никто не упомнит.
А Мэтт? Мэтт не сбежал. Он уже не задавал вопросов. Он просто ждал.
Никто из клана Ситонов не показывал,
Как бы там ни было, Мэтт уже понял, что остался совсем один.
За зиму он раза два-три видел во сне огромную горную кошку. Нет, это не было кошмаром. Он только краем глаза замечал, как пума крадется ночью среди деревьев или высоко на горном хребте и глаза зверя – самца или самки? – блестят в темноте.
Они подъехали к молитвенному дому на упряжке вычищенных, звенящих бубенцами выездных лошадей, разряженные в пух и прах. Мэтт был умыт, побрит, причесан, ворот белой шелковой рубашки натирал ему шею.
Что он чувствовал? Пустоту какую-то. С виду-то он был, как всегда, крепкий и сильный, мог и кивнуть, и улыбнуться, и обменяться словечком-другим, вежливо, без сучка без задоринки, не заикаясь и не потея. Во рту у него не пересохло. Он увидел мать в новом бархатном платье, важную и счастливую. А Венайя будто сошел с картины «Отец – гордый патриарх»…
«Да они тут все с ума посходили», – подумал Мэтт, когда они въехали под покрывающимися молодой листвой деревьями во двор церкви. – Они знать не знают, что наделали». И кроме пустоты, он почувствовал презрение к ним всем – это немного ему даже помогло.
Церковь была украшена вазами с первоцветами, утварь сверкала начищенным оловом, окна впускали бледный ясный свет. Все явившиеся на церемонию фермерские семейства были разодеты пышно, как праздничные индейки в День благодарения.
Он встал лицом к алтарю, и священник ему кивнул. Тогда на хорах зазвучала фисгармония, и все волосы на голове и шее Мэтта встали дыбом. Ведь музыка значит, что его невеста здесь – и сейчас идет к нему. Он не станет оборачиваться, чтобы увидеть… горную дикую кошку в человеческом обличье и свадебном платье, под руку с ее отцом-оборотнем.
На ней было голубое шелковое платье.
Это он все же разглядел уголком глаза, когда она встала рядом с ним.
Пахло от нее только тем, чего он мог ожидать, если бы все было без обмана – чистотой и молодостью, и дорогими духами из флакона.
Когда их руки соединили, он увидел, что ручка у нее маленькая и тонкая, с чистыми, коротко подстриженными ноготками и двумя-тремя шрамами от царапин.
– А теперь повторяйте за мной…
Тут-то ему все же пришлось на нее взглянуть. Если бы он принес брачный обет, не глядя, он бы показал себя грубым мужланом – или трусом. И он повернул голову.
Фина Проктор, которую всего несколько секунд отделяли теперь от превращения в Фину Ситон, была всего на несколько дюймов ниже ростом, чем он.
Загорелая дочерна, как большинство девушек в фермерских семьях, которых учили хозяйству в полях, – загорелая, как Мэтт. Глаза у нее тоже были карие, как лещина.
Она была недурна собой. Лицо умное, с широким и высоким лбом, дугами бровей, прямым носом, полными, но красиво вылепленными губами, белыми зубами. Правда, она не показала их в улыбке.