Невеста
Шрифт:
— Не в том дело! — покачал головой Воронин. — Ребятам показалось, что он в душу к ним залезть хочет… И мне тоже показалось, — добавил он негромко.
— Погодите! — Волобуев с размаху хлопнул ладонью по своей папке. — Теперь я уже просто ничего понять не могу! Что за околесицу ты несешь, Воронин?!
— Мы эти бланки вроде для проформы заполнили, — не обращая внимания на гнев своего начальника, продолжал Воронин, — а для него… Для него слово «коммунизм» как святое было. Он честный парень, Володька. Понимаете, честный!
— Кажется, понимаю, — жестко сказал Волобуев. Его лицо
Комаров хотел что-то ответить, но Воронин его опередил. Схватившись руками за край стола, он перегнулся к Волобуеву и воскликнул:
— Да, да, писал! И только потом понял, что сподличал. Потом, когда она к нам пришла! — Воронин сделал движение рукой в сторону Вали. — Только тогда до нас дошло, что виноваты мы, кругом виноваты! Володька хотел, чтобы если ударник, то не только на работе — во всем! Чтобы о плохом в лицо говорить — не жаться, не трусить. Если в другой бригаде туго — на выручку идти. Если у кого жизнь не удалась, всем быть в ответе!..
— Успокойся, бригадир, сядь, — мягко сказал Комаров. — Иннокентий Гаврилович, — обратился он к Волобуеву. — Воронину удалось рассеять ваше недоумение?
Волобуев передернул плечами и демонстративно отвернулся.
— Наш разговор, — продолжал Комаров, — принимает излишне взволнованный характер. Товарищ Волобуев, видимо, опасается за престиж обкома. Что ж, постараемся быть сдержанными. Между прочим, мы условились, что прежде всего выслушаем товарища Пивоварова. Однако вы, Иннокентий Гаврилович, вмешались и, как говорится, взяли инициативу в свои руки. За то направление, которое принял разговор, в известной степени отвечаете и вы. Разумеется, я готов разделить с вами эту ответственность, — добавил он с легкой усмешкой. — Итак, мы слушаем вас, товарищ капитан милиции.
— Простите, — глухо сказал Пивоваров, поднимаясь со стула, — я буду говорить стоя, мне так легче… Насколько я теперь понимаю, всех интересует дело Харламова… Что ж, я скажу. Да, он совершил преступление. Все, что было с ним раньше, мне неизвестно. Я имею в виду то, о чем говорил сейчас товарищ Воронин. А преступление налицо. И закон, товарищи, — он сокрушенно развел руками, —
— Простите, — прервал его Комаров, — кто именно аттестовал так Харламова?
— По требованию следователя, характеристику прислал отдел кадров, — снова вмешался Волобуев.
— Не-ет! — неожиданно тонким голосом и с хитрой улыбкой протянул Пивоваров. — Кадры, они, конечно, кадрами! Но мне ведь и вы лично звонили!
— Кто? — резко спросил Комаров.
— Вот он, товарищ начальник строительства, — оборачиваясь к Волобуеву, воскликнул Пивоваров и затем снова посмотрел на Комарова, прищуривая глаза и понимающе улыбаясь.
Лицо Волобуева налилось кровью.
— Что вы плетете? — с угрозой процедил он. — Вы же сами рассказали мне о происшествии на Воронинском шоссе. Да, помнится, я что-то говорил о Харламове. Не больше того, что знал о нем из рапорта этого… Воронина.
— Я и слова ваши помню, — подхватил Пивоваров: — «…никудышний парень, давно гнать надо»… — Он повторил эти слова с злорадной услужливостью.
— Уж не хотите ли вы сказать, что осудили человека на основании этих случайных слов, сказанных по телефону? — насмешливо спросил Волобуев.
— Э-э, нет! — поспешно ответил Пивоваров. — Следствие шло по закону. В соответствии с процессуальными нормами. Но и ваши слова свою роль сыграли! Как-никак начальник строительства характеристику дает, член обкома!
Пивоваров поднял указательный палец.
— Итак, товарищ Пивоваров, — подытожил Комаров, — слова Иннокентия Гавриловича оказали на вас определенное воздействие?
— Конечно, — с готовностью согласился Пивоваров и поспешно поправил себя: — Однако решающим оставался состав преступления. Не было никаких оснований верить заявлению Харламова, что он не видел наезда.
— Вы и сейчас считаете его виноватым? — спросил Комаров.
— Разумеется! Правда, я слышал, что Васин подал заявление, в котором отказывается от своих показаний, но…
Внезапно Пивоваров осекся: в дверях кабинета он увидел Толкунова. Старшина одернул китель и громко, по-солдатски, доложил:
— Разрешите? Явился с опозданием, потому как туман. На дежурстве задержался. Разрешите присутствовать?
— Проходите, товарищ Толкунов, присаживайтесь! — Комаров вышел ему навстречу. — Понимаю, туман.
— Не было никакой возможности уйти с дежурства. Машины идут гуськом, пять километров в час! Один грузовик все-таки прижали. МАЗ. Ничего серьезного, только крыло повредили. Разрешите сесть?
Пивоваров как-то весь опустился и все смотрел на старшину неподвижным взглядом, будто не узнавая его.
— Здравия желаю, товарищ капитан, — произнес Толкунов, заметив его взгляд, и сел на свободный стул рядом.
— Итак, товарищ Пивоваров, — снова заговорил Комаров, — вы сказали, что по-прежнему считаете Харламова виноватым. Верно?