Невесты песчаных прерий

Осборн Мэгги

— Ты кипятишь воду для стирки? — спросила Перрин.

Августа уставилась на свой подол и глубоко вздохнула. Тысяча дерзких ответов вертелась у нее на языке.

— Я не знаю, как стирать… — прошептала она, явственно ощущая, как ее гордость разбилась на мелкие осколки. — Я кипячу эту воду, чтобы помыться. Я вся грязная. — От смущения ее голос стал совсем тоненьким. Слезы, комом ставшие в горле, готовы были вырваться наружу.

— Погонщики отгородили специальное место для купания в реке.

— Мне об этом никто не сказал! — Слезы блеснули в солнечном свете. Ведь она

могла бы избавиться от необходимости тащить сюда тяжелые бадьи, которые врезались в ее израненные ладони.

— Поди и вымойся. — Перрин оглядела фургон Августы. — Я тут приберу. Когда вернешься, я тебя научу, как устроить стирку. Сегодня вечером ты можешь поужинать со мной и Хильдой. Мы покажем тебе, как печь хлеб и как приготовить питательную мясную солянку.

Глаза Августы расширились.

— Почему ты это делаешь? — изумилась она. Перрин внимательно посмотрела на нее:

— Мистер Сноу тоже об этом спрашивал, когда я хотела помочь Коре. Ответ такой: я не знаю. Может, потому, что нужно поступать по справедливости. Мне нелегко об этом говорить, но ты заслуживаешь своего шанса, Как и все остальные.

— Он собирается отправить меня домой с первым же караваном, идущим на восток, он так сказал. — Августа, в свою очередь, пристально посмотрела на Перрин с таким отчаянием во взгляде, что в искренности ее дальнейших слов нельзя было усомниться. — Я не могу вернуться. Ты ведь наша представительница — ты должна поговорить с мистером Сноу от моего имени! После того, что ты сделала с моим отцом, ты должна!

— Я ничего не сделала Джозефу. И тебе ничего не должна!

— Ты…

— Ты меня удивляешь. — Руки Перрин сжались в кулаки. — Я — единственное, что у тебя есть сейчас. Больше никто тебе не поможет. Только я. Ты понимаешь это? Ты так обидела этих великодушных, добросердечных женщин, что теперь они будут просто наблюдать за тем, как ты страдаешь, и не станут терпеть ни малейших неудобств из-за тебя.

— Они — ничтожества! — Возмущение придало ей сил. Августа выпрямилась, губы ее искривились а усмешке. — Почему меня должно интересовать, что обо мне думают эти ничтожества?

Красивое лицо Перрин исказилось от гнева.

— Ты когда-нибудь перестанешь кичиться своим происхождением? Перестанешь выезжать на горбу своих предков Бондов и подумаешь, что сама-то собой представляешь? Тебе приходило когда-нибудь в голову, что люди могут полюбить и оценить тебя за то, что ты сама собой представляешь, а не потому, что по чистой случайности происходишь из такого древнего рода.

Августа отшатнулась словно от удара.

— Замолчи! — прошипела она, задрожав.

— Что ты сможешь добавить к славе своего рода? — Перрин с презрением оглядела царивший вокруг фургона Августы беспорядок. — Беспомощность? Раздутое самолюбие? Способность обидеть каждого, помноженную на недостаток доброты, да плюс еще неумение позаботиться о самой себе? Это твой вклад в чтимый тобой род Бондов?

— Замолчи! Перестань! Я не хочу этого слышать!

— Посмотри на себя! И почему ты не попросишь о помощи? Неужели твоя глупая гордыня Бойда настолько распухла?

Августа закрыла уши ладонями, зажмурилась —

ее сжигал гнев, горящий во взгляде Перрин. Она почувствовала себя побежденной ее яростью. И она не понимала Перрин. На ее месте Августа только злорадствовала бы.

— Во всяком случае, ни одна из вас мне не помогла!

— День, когда ты согнешь свою спину, чтобы попросить помощи, станет днем, когда ты станешь наста» ящим человеком, а не совершенно бесполезным существом! — Перрин отступила назад и подняла к лицу дрожащую руку, стараясь успокоиться. — Прости, — прошептала она, — я пришла помочь, а не нападать на тебя.

Августа собрала все свои силы и гордо кивнула головой.

— Грязью играть — лишь руки марать, — бросила она. — Я и не ожидала от тебя большего.

Перрин с сожалением посмотрела на Августу.

— Мы с тобой всегда будем презирать друг друга.

— У меня есть причина тебя ненавидеть!

— Но не хватает ума, чтобы не показывать своей ненависти. А ведь я — единственная, кто пришел к тебе на помощь!

Они пристально смотрели друг на друга. Потом Перрин закричала:

— Иди же помойся? Когда ты исчезнешь с моих глаз, я постараюсь понять, почему столь глупа, что пытаюсь помочь тебе. И, возможно, я не передумаю…

Холод реальности пронзил Августу до костей. Она вспомнила свой последний разговор с Коуди Сноу, свои слезы и его неумолимость. Она, должно быть, спятила, старается обидеть Перрин, единственного человека, который может изменить решение Сноу, ведь это она убедила его не отправлять домой Уинни и помогла Коре стать невестой. Что же, Господи помилуй, она делает? Какое недомыслие толкает ее к погибели?

Судорожно сглотнув, Августа заломила руки.

— Я не могу вернуться в Чейзити! — выпалила она. При одной мысли об этом ей хотелось покончить с собой. — Если ты поможешь мне, если ты убедишь Сноу переменить свое решение, я щедро заплачу тебе!

Перрин опешила.

— У меня денег полно. А ты…

— Я помогаю тебе не из-за денег, — пробормотала побледневшая Перрин. — И если ты сейчас же не уйдешь с моих глаз, то, клянусь, я…

Августа бросила взгляд на лицо Перрин, развернулась и быстро пошла к реке. При мысли, что ее будущее, ее жизнь зависят от справедливости и энергии ее заклятого врага, она застонала и снова заплакала.

— Пропади все пропадом! — Коуди сдвинул на затылок свою шляпу, затем повернулся и взглянул на Перрин. — Не могла бы ты хоть раз не вмешиваться в чужие дела!

— Я ей помогу. И Хильда тоже поможет… немного. — Перрин невозмутимо смотрела на Коуди. Освещенная солнцем, с прядями темных волос, выбившимися из-под ее шляпки, она была так упряма и так красива…

— Я думал, ты обрадуешься, когда Августа отправится отсюда подальше. А ты вместо этого хочешь ей помочь. — Он недоверчиво покачал головой.

— Поверь, я была бы рада посмотреть, как Августа уедет и оставит нас в покое. Но когда меня выбрали представительницей от женщин, я пообещала быть справедливой. Нравится мне это или нет, но отправлять Августу обратно в Чейзити несправедливо! По крайней мере надо дать ей шанс.