Невесты песчаных прерий
Шрифт:
— Ваша кузина не имеет никакого отношения к… Я даже и не знала, что вы ухаживали за…
— Как вы осмелились предлагать мне такое! — закричала разъяренная Уна. Она резко повернулась, наступила ногой на разбитую чашку, принадлежавшую матери Августы, и, подхватив юбки, бросилась прочь от костра.
Августа была вне себя от гнева. Она действительно не понимала реакцию Уны. Она нисколько не сомневалась, что Уна примет ее предложение, причем с радостью. А эта неблагодарная девчонка разбила чашку ее матери. Такого не прощают!
— Ну хорошо же, — пробормотала Августа, пытаясь взять себя в руки. —
Не обращая внимания на нервные спазмы в желудке, Августа пригладила свои пыльные волосы и расправила юбки; она очень досадовала на то, что у нее не нашлось времени искупаться в реке.
Следующей на очереди была Джейн Мангер.
Не успела Августа договорить, как Джейн подняла руку.
— Не утруждайте себя, мисс Бонд. Я уже слыхала о том, что вы пытаетесь нанять себе рабыню. — Ее подбородок приподнялся, в глазах промелькнуло дерзкое любопытство. — Так вот, я не собираюсь вам прислуживать. Ни за какие деньги.
Августа фыркнула. Грош цена этой Джейн Мангер! Да и кто она такая?! Никто и слыхом не слыхивал о Мангерах.
— Вы себе льстите, если полагаете, что я намерена предложить вам это место, — высокомерно проговорила Августа. — Сомневаюсь, что вы обладаете всеми необходимыми для этого качествами. У меня чрезвычайно высокие требования.
— О, Кора заверила нас, что так оно и есть, мисс Бонд, — сказала Джейн, подмигнув Уинни.
Августа вспыхнула и, резко повернувшись, пошла прочь.
Остановившись подальше от Джейн и Уинни, она задумалась: к кому же еще направиться? Бути? Отпадает! Глупая болтушка каждый раз, как видела Августу, заливалась слезами, а потом пускалась в путаные объяснения по поводу своего разговора с Джейком Куинтоном. Уинни была еще слишком слаба, да Августа и не питала в ее отношении особых надежд. Тия беспомощна, она с головой уходит в свой блокнот для зарисовок, совершенно забывая о своих обязанностях. Хильда, согласившаяся обучать Кору правильной речи, — напрасная трата времени, по мнению Августы; Хильда скорее всего возьмет сторону Коры. Сара была слишком высокого о себе мнения и слишком чванлива. Мем слишком независимая и прямая. К кому же обратиться?
Судорожно сглотнув, Августа пришла к ужасающему заключению: никто ее не спасет. И тут она заметила, что к ней направляется Перрин Уэйверли. Боже правый, ей сейчас только этого не хватало!
Перрин остановилась в нескольких футах от нее.
— Мистер Сноу велел мне узнать, желаете ли вы вернуться в форт Ларами сегодня вечером или завтра утром?
Вот был бы момент наивысшего торжества! Был бы, если бы Августа предъявила сейчас свою новую служанку, доказав, что угрозы Перрин оказались пустыми. Но все в лагере уже знали, что новой служанки она не нашла.
Августа с ненавистью взглянула на Перрин; она ненавидела ее всем своим существом.
— Я никуда не поеду! — сказала она тихим, дрожащим голосом. — Вы не посмеете оставить меня в этом грязном форте!
Перрин сжимала и разжимала кулаки.
— Но ведь вы хотели оставить там Кору!
— Если мне даже придется править этими проклятыми мулами самой, я все равно поеду в Орегон! — заявила Августа.
— Я сообщу мистеру Сноу о вашем решении, — проговорила Перрин. Она резко повернулась и ушла.
Августа словно приросла к
Из ближнего фургона послышался голос Бути:
— Клянусь, Мем, стирка всего этого белья окончательно меня вымотала. Ты не могла бы сегодня сама поставить палатку?
Стирка. Стряпня. Палатка. Августа была в панике. Она прислушивалась к вечерним звукам. С дальнего конца лагеря доносилось пение Тии; играл на своей губной гармошке Копченый Джо. Она слышала веселые голоса и чей-то смех — возможно, смеялась Хильда.
Один из новеньких погонщиков стоял, покуривая, у можжевелового куста и разговаривал с Коуди Сноу.
Когда Августа поняла, что Коуди за ней наблюдает, она заставила себя сдвинуться с места. Пошатываясь, она направилась к костру, горевшему в ее кострище, к костру, который она самостоятельно ни за что на свете не сумела бы развести. Не сумела хотя бы потому, что боялась дотронуться до отвратительных бизоньих лепешек.
На глаза ее навернулись слезы. Августа почувствовала, что задыхается.
К женщинам, стоявшим поодаль и наблюдавшим за Августой, подошел Коуди.
— Вам, дамы, пора расходиться по фургонам, — резко проговорил он. — Мы отправляемся с восходом. Тия, Уна и Джейн переглянулись, потом заулыбались и пошли к своим фургонам, перешептываясь приглушенными голосами, словно о чем-то сплетничали.
Когда они ушли, Коуди закурил сигару и направился к фургону с оружием. Костер Августы уже почти затух, так что на нем едва ли удастся вскипятить хотя бы кружку воды. Она вздохнула. Если ей не удастся отыскать сушеные фрукты в своих припасах, то придется ложиться спать на голодный желудок.
Коуди, стоявший у оружейного фургона, наблюдал за ней — ей предстояло поставить палатку. Августа же, оттащив колышки и полотно к задней части своего фургона, приблизилась к затухающему костру и протянула к пламени дрожащие руки. Потом закрыла ладонями лицо и медленно опустилась на колени. Плечи ее вздрагивали.
— Черт побери! — Коуди нахмурился. Было очевидно, что эти слезы не предназначены для того, чтобы разжалобить его, произвести впечатление.
Коуди задумался. Действительно, никогда не знаешь, чего ожидать от другого человека. Ведь он и не предполагал, что Августа Бойд способна на искренние слезы. Не ожидал и того, что она попытается продолжить путешествие совершенно самостоятельно.
Эта изнеженная, избалованная женщина всю свою жизнь и пальцем не пошевелила. Неужели она сумеет править упряжкой и сама себя обслуживать? Если позволить ей остаться, она станет обузой для всего каравана и он потеряет время, терять которое не имеет права. Да и она пострадает от неизбежного истощения. А он вовсе не намерен хоронить еще одну свою подопечную.
Коуди выпрямился. Бросив окурок сигары в заросли полыни, он уже собрался уйти, но что-то его остановило.
Августа внезапно подняла голову и повернулась к задку фургона. Вытерла глаза и начала подниматься. Потом замерла. Прижав ладони к щекам, она прикрыла веки и что-то прошептала.