Невесты песчаных прерий
Шрифт:
Ее трепещущее тело не поняло разницу между гневом и страстью. Тот же быстрый ток крови, тот же горячий румянец окрасил ее щеки. Дыхание ее участилось. Глянув в его лицо, Перрин увидела Коуди как бы сквозь пелену и почувствовала, как ослабели ее руки и ноги. День и ночь думала она о его сильных руках, возносящих ее тело на высоты, о существовании которых она и не подозревала. Перрин постоянно слышала его голос, страстно шепчущий ее имя, она помнила каждое мгновение близости с ним.
Сжав кулаки, Перрин смотрела на него с отчаянной решимостью, и все, что она чувствовала, было написано у нее на лице.
— Я
Коуди пристально смотрел на нее; его желание было столь велико, что она даже на расстоянии почувствовала его.
— Ты не сможешь уважать себя, пока не будешь ходить с высоко поднятой головой. Ты знаешь, что ходишь, опустив голову, и смотришь в землю? — Его долгий взгляд стал ироничным. — И, черт побери, Перрин, ты вовсе не прыщик!
— Тогда кто же я для тебя? — Ее хриплый шепоток выдавал нетерпение услышать ответ — ответ, которого он не может дать.
— Я пока не знаю, понимаешь? Черт возьми, я не знаю! — Он провел пятерней по волосам, спадавшим ему на лоб.
— Чего ты ищешь, Коуди? Чего ты хочешь?
— Настало время решить, — ответил он наконец, играя желваками. — Я хочу иметь клочок земли. Немного скота. Лошадей.
— А в твоих мечтах есть место для людей? — спросила Перрин, стараясь разглядеть в темноте его лицо. — Кто будет жить с тобой в твоем доме?
— Только я.
«И уж конечно, не женщина, которая когда-то была любовницей другого».
Перрин беспомощно уронила руки.
— Мы оба трусы, Коуди Сноу, — сказала она наконец. — Ни у одного из нас не хватает храбрости доверять другому и любить. Мы оба — трусы.
Перрин чувствовала на себе горящий взгляд Коуди, когда возвращалась к своему фургону. Ей отчаянно хотелось бежать ему навстречу, а не уходить от него прочь. Но она не могла позволить еще одному мужчине разрушить ее репутацию, ведь для того, чтобы восстановить ее, она приложила столько усилий.
Все написали свои имена смолой на Индепенданс-Рок [4] и заплатили по три доллара с фургона, чтобы пересечь высокие быстрые воды Суитуотер-Ривер. И вот они въехали в край глубоких песков и постоянных сумерек. Когда женщины набрались достаточно сил, чтобы говорить, они шутили, что комары теперь стали размером с колибри.
Дорога плавно взбиралась на высоту восьми тысяч футов в Скалистых горах, в направлении Саут-Пас.
На севере Августа видела ошеломляющие пики хребта Уинд-Ривер, возвышающиеся над огромными серыми топями. На юге взлетала ввысь плоская вершина Столовой горы.
4
Скала Независимости.
Она хлопнула вожжами по спинам своих мулов — движение, ставшее теперь автоматическим. Безобразные перчатки из оленьей кожи, которые она взяла взаймы у одного
И это была не единственная удивительная перемена, произошедшая в ней. Когда Августа опускала воротник и вглядывалась в зеркало, она видела полоску коричневой кожи над молочной белизной внизу. Только ее нос продолжал обгорать и лупиться.
Теперь Августа умела устанавливать палатку и научилась разжигать костер, если ветер был не слишком сильным. И сама варила кофе. И готовила себе завтраки и ужины. Меню никогда не изменялось. Она ела ветчину и бобы на завтрак, непропеченные бисквиты и жареную колбасу в обед и на ужин. Когда она научилась готовить — и никто не был удивлен этим больше, чем она сама, — ей пришло в голову, что она может спросить Сару, как жарить бифштекс из антилопы. Ведь было бы глупо отказываться от дичи, которую время от времени мужчины приносили в лагерь. Августа старалась внести разнообразие в свое скудное меню.
И, к своему удивлению, стала ухаживать за собой. А еще более удивительно, что впервые за всю свою жизнь она добилась чего-то без помощи своего имени и предков.
С каждым днем Августа чувствовала себя все увереннее. Однако постоянно слабела от переутомления. Она начинала беспокоиться: ей становилось все труднее и труднее выбираться из постели и смотреть в лицо новому суровому дню.
Каждый раз, когда какая-нибудь из невест спрыгивала с фургона, чтобы пойти рядом и дать отдых плечам, затекшим от сидения с вожжами, у Августы появлялось желание иметь соседку по фургону. Было бы значительно легче, если бы кто-то разделил с ней работу, взяв на себя часть ежедневных хлопот.
Было бы здорово, если бы кто-то заметил те перемены, которые в ней произошли, а возможно, и сказал бы словечко похвалы.
Закусив губу, Августа обошла фургон и развернула своих мулов, прежде чем натянуть вожжи.
Потом к фургону подошел один из погонщиков, чтобы выпрячь животных. Сегодня ночью они будут вольно пастись. Это означало дополнительную работу, когда их будут собирать утром, но что поделаешь — кое-где еще сохранилась трава, вытоптанная прошедшими перед ними караванами.
Когда она спустилась на землю, то прежде всего размяла руки и ноги, чтобы снять судорогу. Ей предстоит еще выкопать ямку для костра, затем приготовить себе ужин, принести воды, устроить небольшую постирушку, вычистить котелок и помыть тарелки после ужина, установить палатку, расстелить постельные принадлежности, подготовить посуду для завтрака, починить чулки, для чего придется попросить у кого-нибудь маленькую керосиновую лампу. Мысли о том, что ей предстоит еще сделать, заострили черты ее лица.
Но уставшую Августу захлестывала волна гордости, теперь она знала: новая Августа сделает все, что должна. Она была в этом уверена.
Августа терпеливо подкладывала лепешки кизяка в слабое пламя, смолола немного кофе и тут вдруг почувствовала, что за ней кто-то наблюдает. Вздрогнув, она резко подняла голову.
— Кора! — На какое-то мгновение Августа, вопреки логике, обрадовалась хоть кому-то, с кем можно поговорить, пусть даже это была Кора. Чуть позже она заметила ее язвительную улыбочку.