Невесты песчаных прерий
Шрифт:
— Ваши деньги? — пролепетала Августа.
«Кора, — подумала она в ужасе, — Кора послала этого мужчину на поиски денег».
Он резко выбросил вперед руку и схватил ее за лиф платья. Рывком он подтянул ее к себе так близко, что Августа поморщилась от резкого запаха гнилых зубов и давно немытого тела, провонявшего потом.
— Отпустите меня! — Ее голос прозвучал словно писк перепуганного зайчонка.
— Ты мне устроила веселенькую охоту, барышня. Прочитав послание вашего караванщика, я поехал назад и нашел фургон Эда. Нашел могилы. Нашел ямку, где, должно быть, Эд закопал шкатулку с деньгами. Но, клянусь дьяволом,
Задыхаясь, уставившись на него в ужасе, Августа пыталась восстановить дыхание, пыталась сообразить, что же ей делать. У нее осталось всего сто пятьдесят восемь долларов из двухсот шестидесяти двух золотых монет, которые она взяла из зарытой Иглстоном шкатулки.
Августа не мигая смотрела в мертвые глаза Джона Иглстона и понимала: он не примет никаких ее объяснений о недостающих деньгах.
— А откуда мне знать, что эти деньги ваши? — прошептала она, прижав руку к горлу, где бешено колотился пульс. Если она сможет отвлечь его внимание хоть на минутку, может быть, ей удастся придумать, как от него избавиться.
Рука мужчины схватила Августу за горло, его пальцы впились в ее кожу, оставляя синяки. Он наклонился к ней так близко, что в лицо ей полетела его вонючая слюна.
— Слушай меня внимательно, шлюха! Я убил двоих, чтобы заполучить эти деньги. Моя ошибка, что я оставил их на сохранение Эду. Больше я не совершу подобных промашек. — Его холодный взгляд пронзил ее насквозь. — У тебя мои шестьсот долларов. Либо ты отдаешь мне их, либо я тебя убью. Все очень просто. Шестьсот долларов!
Его толстые пальцы перекрывали доступ воздуха к ее легким. Августа задыхалась. Тут она сообразила, что кто-то еще нашел шкатулку и взял все оставшееся золото. Но этот человек считал, что это сделала она.
— Пожалуйста, дайте мне сказать.
Он не отпустил ее, но чуть ослабил хватку. Его безжалостный взгляд не смягчился.
Неразборчивые слова полились потоком с губ Августы. Она рассказала ему о том, как нашла шкатулку, сказала — все же сообразила, — что взяла только сто пятьдесят восемь золотых монет, которые сохранила для него в целости и сохранности. Она клялась, что кто-то другой украл большую часть его денег.
Губы мужчины искривились в припадке гнева. Он не поверил ей. Небрежно, словно убивая комара, он поднял руку и ударил ее по лицу. Хруст отозвался у Августы в ушах, а в голове разлилась боль. Кровь хлынула у нее из носа и окропила лиф платья. Она услышала булькающий звук и увидела, что он снова занес руку для удара. Ужас парализовал ее. Он убьет ее!
Перрин просыпалась медленно, потягиваясь, зевая, не отказывая себе в удовольствии подремать еще несколько минут. Когда она наконец выбралась из своей палатки, солнце светило прямо над головой и лагерь был пуст, если не считать мулов, стоящих внутри квадрата фургонов, да ленивого жужжания насекомых. Редкая возможность побыть днем в полном одиночестве манила, как сверкающая драгоценность.
Довольная перспективой побыть наедине
Завтра она приберется в фургоне, хорошенько все вымоет и вычистит. И еще нужно устроить стирку накопившегося белья и напечь хлеба впрок. Но сегодня она будет заниматься только собой. Возможно, немного почитает — удовольствие, которого она была лишена многие недели. Или же сможет заполнить свой дорожный дневник, а может, посидит у реки и помечтает о Коуди Сноу. Ей есть о чем подумать.
С Коуди происходила какая-то перемена, она видела это по его глазам, чувствовала по развороту его плеч, когда они встречались, чтобы обсудить события дня. Иногда она даже смела надеяться, что он влюбляется в нее. Иногда же, напротив, считала, что он преодолевает свои чувства к ней.
Перрин замерла с чашкой кофе, поднесенной к губам, мысли ее были далеко. Прошла целая минута, прежде чем она поняла, что смотрит на Кору Троп.
Кора направлялась к фургону, горделиво вышагивая; она имела вид чванливый и высокомерный. И при этом отщипывала кусочки от подгоревшей сдобной булки, завернутой в клочок промасленной бумаги.
Вдруг Кора резко остановилась. Глаза ее расширились, подгоревшая булка выпала из ее рук. Затем обе ее руки метнулись к губам. Кора в испуге уставилась на Перрин.
— Скорее! — закричала она. — Он ее бьет! Похоже, он убьет ее!
Перрин понятия не имела, о чем говорила Кора, но истерические нотки в ее голосе побуждали к действию. Схватив лопату, стоявшую у колеса фургона, Перрин бросилась за Корой, которая побежала к фургону Августы.
Августа? Кто-то бьет Августу?!
Когда Перрин свернула за угол одного из фургонов, она увидела то, что издалека видела Кора.
Бородатый мужчина зверского вида методично избивал Августу Бойд, осыпая ее ударами и выкрикивая что-то насчет денег. Августа трепетала в его ручищах как тряпичная кукла, не оказывая никакого сопротивления. Ее лицо и лиф платья были залиты кровью. Перрин показалось, что Августа потеряла сознание.
Потрясенные, женщины остановились. Перрин не поверила собственным глазам. Она не знала, сколько времени простояла так, ноги ее словно приросли к земле. Возможно, это были всего лишь секунды, но ей показалось, что прошла целая вечность. В какой-то момент глаза Августы открылись, и взгляд ее встретился со взглядом Перрин.
Перрин вспомнила оскорбительные замечания, которые слышала от нее на улицах Чейзити, припомнила все обиды и позор, который обрушила на нее Августа и во время этого путешествия.
Она наконец поняла правду, которую не могла осознать раньше. До последнего вздоха Августа Бойд не даст шанса Перрин Уэйверли начать новую жизнь. Через неделю после того, как караван прибудет в Кламат-Фоллс, каждая уважающая себя женщина узнает, что Перрин была любовницей Джозефа Бойда. Августа очернит ее имя, позаботится о том, чтобы ее облили презрением и наказали одиночеством.
В этот жуткий момент она смотрела в вылезающие из орбит глаза Августы и понимала: та не ждет, что Перрин вступится за нее. Августа никогда бы не стала подвергать себя опасности ради кого бы то ни было, не ждала она этого и от других людей. Она смотрела на Перрин угасающим взглядом, полным презрения и ненависти даже сейчас.