Невезучая попаданка. Я исцелю твою дочь, дракон!
Шрифт:
Еле сдержала смешок и кивнула на признательные речи:
– Я рада, что смогла вас развлечь.
– О нет! Не развлечь, а поразить. Впервые встретил женщину, способную по собственной воле войти в городскую тюрьму, – он рассмеялся, и я на секундочку зависла.
А что? Красивый он мужик, хоть порой и жутко раздражающий и позанудствовать любит, но всё же практически идеальный представитель местного генофонда.
– Ну, давайте, и я признаюсь? Я сама не думала, что способна, но выбора не было.
Рядом
Виконт взял свой бокал и, прищурившись, помахал в мою сторону указательным пальцем:
– О нет, баронесса, выбор у вас был, – он поднял бокал вверх. – Хочу выпить за вас и ваше большое сердце.
Ну да, ну да! Огромное просто.
Взяла свой бокал и тоже подняла вверх, а что делать? Было бы странно, если бы Эльтария отказалась выпить за саму себя. Сделав по глотку, мы приступили к ужину. Ела я с таким аппетитом, что в итоге Ландо отложил приборы и с интересом наблюдал.
– Что ещё? Когда вы так смотрите, виконт, мне кусок в горло не лезет! – прервав свой гастрономический кайф, сказала я и осеклась.
Вот опять я рядом с ним расслабляюсь! Эта его панибратская манера себя вести обманывает меня каждый раз. Если он узнает, что меня можно сдать государству и получить приятный бонус в ответ, будет ли сомневаться? Это не Милисс, которой и податься-то без меня некуда!
Виконт усмехнулся, сделал ещё один довольно щедрый глоток вина, обмакнул губы салфеткой:
– Вам не кажется, баронесса, что мы могли бы называть друг друга по имени? Мы столько всего пережили вместе, – предложил он и улыбнулся, скользя глазами по моим губам.
Под этим взглядом я растерялась, отложила приборы и тоже вытерла губы: мало ли чего он так уставился, может, я вся в брусничном соусе испачкалась.
– Почему бы нет? Я не против, – ответила я.
– Прелестно, Эльтария, – словно смакуя моё новое имя, сказал он.
– Вы не могли бы так откровенно на меня не смотреть, пока я ем, Айяр? – не выдержав, спросила я.
– Простите мою бестактность. Я говорил вам уже, что вы необыкновенная женщина? – продолжая поглядывать на меня, как кот на сметану, спросил он.
– Вроде бы. Простите, но я сегодня очень устала. Перенервничала, и пришлось зашивать мальчика…
– Как любопытно, – перебил меня он. – Вы где-то этому учились?
Я сглотнула собравшийся в горле ком и сделала, как в народе говорят, «морду кирпичом»:
– Любая уважающая себя дама умеет
Он, не прекращая улыбаться, покивал:
– Конечно, вы правы! Только не каждой хватит духу зашивать людскую плоть, – он вновь отсалютовал мне бокалом. – Самое удивительное, Эльтария, что я вас знаю. Не лично разумеется. Слышал о вас. Вы ведь длительное время жили при дворе в качестве королевской фаворитки.
Так, вечер перестаёт быть томным! Пора мне баиньки!
– Не знала, что вы интересуетесь жизнью королевского двора, Айяр. Вы больше похожи на искателя приключений, чем на придворного, – улыбнулась я. – Благодарю за прекрасный ужин, но я действительно слишком устала. Пора ложится спать. Если нам повезёт, и у Уолдена не будет жара, то завтра двинемся в путь. И я сегодня не шутила, Айяр, если мы вам в тягость, я пойму.
– Что вы, Эльтария. Я сам себя не прощу, если не увижу, чем закончится это путешествие. Вот, как передам вас герцогу, лишь тогда успокоюсь.
– Вы слишком добры к нам, Айяр.
Всю ночь я не спала: проверяла как Уолд, давала ему настой ромашки, осматривала раны и трогала лоб. Стоило улечься и тревожные предчувствия сдавливали грудь. Уж не догадался ли наш провожатый, что никакая я ни баронесса? Сама виновата дура! Зачем на этот ужин согласилась.
На рассвете проснулся Уолден, попросил воды и проводить в уборную. Ужасно смутился, увидев на себе чужие бриджи, которые ему пожертвовал Костас. Нет, всё же кучер у нас золотой мужик!
– Ты не переживай, тебя Костас переодевал, – успокоила я его. – Ты как? Ехать-то сможешь?
– Смогу, – сипло сказал он и вдруг обнял меня, да так крепко. – Спасибо.
Еле отлепила его от себя:
– Лучшая благодарность – исполнение всех моих приказов беспрекословно! Понял?
Кивнул в ответ, стирая тыльной стороной ладони влагу с веснушчатых щёк. Вот ведь балбес!
Грузились шумно и долго. Устраивали нашего раненного бойца, устанавливали под лежанкой ёмкость с крышкой, наполненную ромашковым чаем, обкладывали её мешочками с горюнами.
Мы с Милисс закутались до ушей в меховые одеяла. Оставалось надеяться на погоду: горюны-то все на подогрев чая ушли. Костас принёс огромную корзину с овощами, ветчиной, свежим хлебом и вином. Вот ведь самоуправец! Серебряный, который я дала утром, был лично ему. Ну, ничего, доберёмся до переправы и там ему два вручу.
Ландо в наших суетливых сборах не участвовал, хмуро поглядывал на меня и вообще был сам не свой: ни улыбочек, ни шуточек, ни брюзжания.
Выехали почти в полдень, хорошо хоть так. Я пыталась дремать, но не смогла. Милисс достала какой-то душещипательный роман и делала вид, что читает, но я несколько раз ловила её за разглядыванием Уолдена.