Невидимка из Салема

Карлссон Кристоффер

– Юлия идет, – сказал Грим и кивнул на приближающийся силуэт в темноте.

– Кто?

– Моя сестра.

Ее длинные темные волосы были собраны в хвост, под расстегнутой джинсовкой – белое платье. Из кармана куртки вился шнур, который плавно перетекал в два белых наушника. На груди висела подвеска. Длинные, тонкие ноги плотно облегали черные лосины. В отличие от эксцентричного Грима, его сестра ничем не отличалась от других поступающих осенью в гимназию Рённинге. Ее лицо было таким же узким, с четко очерченными скулами, но несколько более загорелым. Увидев брата, она улыбнулась и спросила, где он

пропадал.

Из ее наушников доносилась песня «Между нами целый мир, но я знаю, тебе нет до этого дела». Юлия вытащила плеер из кармана куртки и выключила его.

– Гулял, – ответил он.

– Но где?

Она пожала плечами и посмотрела на меня.

– Привет.

И протянула мне руку, чем несколько удивила. Ее поведение больше напоминало поведение матери, нежели младшей сестры. Когда она улыбалась, были видны крупные передние зубы, почти квадратные, совсем как у ребенка, но своим скептичным взглядом она держала дистанцию, как взрослая. Я до сих пор помню, какой маленькой и одновременно не по-детски серьезной мне показалась Юлия Гримберг и как легко она переходила от одной темы к другой в разговоре.

Ее рука в моей была маленькой и теплой, но одновременно сильной.

– Юлия.

Я отпил пива.

– Лео.

– Там в пакете есть еще бутылка?

– Да, – ответил я, но при этом вопросительно покосился на Грима, который на что-то пристально уставился и, казалось, совсем не обращал на нас внимания.

Юлия села на скамейку рядом со мной и скрестила ноги в тяжелых, черных ботинках с развязанными шнурками. От нее сладко пахло фруктовым шампунем. По параллельной улице шел прохожий в длинном, черном пальто и наушниках. Я наблюдал за ним, пока он не исчез из вида.

– Мы никуда не собираемся? – поинтересовалась Юлия.

– Лео собирается на вечеринку.

– Я думаю, уже поздно, – соврал я и зажег еще одну сигарету. – Там, наверное, все разошлись.

– Может, к тебе пойдем? – предложил Грим.

Только потому, что мои родители уехали на выходные, а брат где-то развлекался, я согласился. У нас было четыре комнаты и маленькая кухня, и я, случалось, приглашал домой гостей, но довольно редко. Но на этот раз я впервые посмотрел другими глазами на мою квартиру. В коридоре – убогий коврик, от одежды, висящей на крючках у входной двери, пахнет сигаретным дымом, гудящая система вентиляции, криво висящие фотографии маминых родителей над диваном в гостиной. Раковина на кухне всегда была засорена, а из крана капала вода. Я настолько привык к этим каждодневным звукам, что уже не обращал на них внимания, но в тот вечер мое восприятие обострилось до неузнаваемости.

Мой отец был водителем погрузчика на большом складе в Ханинге. В молодости он был боксером и утверждал, что по этой причине так и не пошел учиться в институт. Работа руками привлекала его гораздо больше, нежели головой, которая была занята другими вещами. Мне нравилась такая точка зрения. Мама же работала на ресепшне в отеле в городе Сёдертелье. Они с отцом были одногодки, встретились в баре в районе Сёдермальм, когда им было по девятнадцать лет, и расстались в двадцать два, потому что оба не были готовы к серьезным отношениям. Отношения возобновились, когда им исполнилось по двадцать

пять, и в двадцать семь появился на свет мой брат. Их роман был похож на фильм с разлуками и поисками новых партнеров, в финале которого они все-таки обрели друг друга. Он трудился в дневную смену, она часто заступала в ночь, и квартиру убирать было некому.

– Что это за звуки? – спросил Грим.

– Кран в кухне не закрывается.

Он скинул ботинки и осмотрелся.

– А где твоя комната?

– Самая первая слева от входной двери.

В моей комнате стояла кровать и одинокая книжная полка с дисками, фильмами и единственной книгой, полученной в подарок от родственников. Напротив кровати пустовал письменный стол, за которым я никогда не сидел. Одежда и обувь валялись на полу, а на стенах красовались афиши с группами «Reservoir Dogs» и «White Men Can’t Jump».

– Мило, – сказал Грим, не заходя внутрь.

Все три дома в Триаде были совершенно одинаковыми. Их квартира была, скорее всего, такой же, как наша, или, может быть, ее зеркальным отражением. Я открыл еще одну бутылку пива и уселся в кресло в гостиной. Оставшиеся две я выставил на прикроватный столик для моих гостей. Грим пошел в туалет, а Юлия нашла стереосистему на полке за моей спиной, покопалась в дисках моих родителей, но не нашла ничего стоящего и включила радио.

– Можешь взять мои диски, – предложил я, когда она опустилась на диван рядом со мной. – Если найдешь что-то по вкусу.

– Я не хочу заходить в твою комнату. Вторгаться в личное пространство, – добавила она.

– Всё в порядке, я разрешаю.

– Всё равно.

Грим вернулся из ванной и развалился в кресле рядом со мной. Мы напились до того, что начали передразнивать радиоведущего, подражая его монотонному, сонному голосу. Потом мы смотрели канал MTV по телевизору. Пиво кончилось, и в ход пошел алкоголь с лимонадом из домашних запасов. Потом Юлия заснула на диване, а я украдкой смотрел на нее так часто, как только мог, следя при этом, чтобы Грим ничего не заподозрил. Ее губы были слегка приоткрыты, а веки подрагивали. Она пошевелилась и начала неловко поправлять волосы, даже не проснувшись.

– Ты обычно берешь ее тусоваться? – допытывался я.

– Лучше со мной, чем с кем-то еще.

Я пьяно рассмеялся.

– Ну ты прямо как папочка.

– Может, и так.

– А ей это нравится?

– Почем мне знать, – огрызнулся он и отмахнулся от меня. – Тебе деньги не нужны, кстати?

– А что?

– Я знаю, где они.

– Откуда ты знаешь?

Он щелкнул себя по носу.

– У меня хороший нюх.

– Деньги не пахнут, – удивился я.

– У всего есть свой запах, – ответил Грим и поднялся с дивана, прошел на кухню и остановился перед шкафом, висящим над раковиной и плитой.

На шкафчике стояли дорогие бокалы, несколько ваз, старая жестяная лейка и увесистая ступка моего дедушки. Грим рассматривал предметы и одновременно втягивал воздух.

– Эта, – показал он на одну из ваз.

– Которая?

– Вон та, с цветами, слева.

– Она пустая. – Я вопросительно посмотрел на него. – Я видел, как мама вчера ее мыла.

– Поспорим?

– На сколько?

– На половину того, что там есть.

– А что получу я, если ты ошибаешься?

Он поколебался.