Шрифт:
От автора
В осажденном городе и на Ленинградском фронте чекистам пришлось вести борьбу с многочисленными гитлеровскими разведывательными и контрразведывательными службами: с абвером — военной разведкой, со службой безопасности, с гестапо. Основные силы этих разведок действовали на советско-германском фронте.
Как известно, в начальный период войны ленинградским контрразведчикам, как и чекистам других фронтов, пришлось вступить в тяжелую борьбу с вражеской агентурой, преодолевая огромные трудности.
На Ленинградском фронте мне довелось встретиться и работать рука об руку со старейшими, опытными
Героизм и отвагу в борьбе с вражеской разведкой на Ленинградском фронте и в осажденном городе проявили работники органов контрразведки Ленинграда и особых отделов фронта. Большой вклад в дело разоблачения и ликвидации фашистской агентуры внесли П. Соснихин, С. Брокарчук, Д. Таевере, Б. Лебин, Б. Пидемский, Г. Власов, Н. Павлов, А. Железняков, А. Евтюхин, А. Богданов, Ф. Веселов, Б. Иванов, В. Маковеенко, А. Овсянников, И. Авдзейко, И. Никуличев, А. Кадачигов, М. Клементьев, К. Карицкий, Л. Каменский, Н. Александров и многие, многие другие. Всех, к сожалению, я перечислить не могу, но все они заслуживают, чтобы сказать о них хорошее, теплое слово.
В осажденном Ленинграде, выполняя указания и задания Областного и Городского комитетов партии и Военного Совета фронта, согласованно действовали военная контрразведка, территориальные и транспортные органы госбезопасности и пограничники, охранявшие тыл, возглавляемые генерал-лейтенантом Г. Степановым. Большую поддержку контрразведке оказывала Ленинградская милиция, руководимая комиссаром Е. Грушко. И, конечно, неоценимой была помощь советских людей. Без этой самоотверженной помощи защитников и трудящихся Ленинграда чекисты не могли бы так успешно справляться со сложными и тяжелыми задачами.
Выражаю сердечную признательность за помощь в работе над книгой генерал-майору В. Т. Шумилову, полковнику Н. Н. Кошелеву и подполковнику А. Г. Лобанову.
И. Лоркиш
Часть первая
К ночи тяжелые тучи заволокли небо. Разгулялся буран. Ветер свистел по пустынным улицам, срывал верхушки сугробов. Ленинградцы в эту ночь могли спать спокойно: из-за непогоды воздушного налета не будет.
…Три человека, крадучись, пробирались из города за линию фронта. Ни одна душа — ни здесь, ни там — не должна была их заметить.
Шли осторожно, каждую минуту осматривались, рывками бросались к кустарнику, прятались за высокие сугробы.
Цель была уже близка, когда один вдруг споткнулся и тихо выругался. Сразу же из-за деревьев выросли две белые фигуры с автоматами:
— Стой! Стрелять будем!
Три человека, пробиравшиеся на «ту сторону», побежали.
— Стой! Стрелять будем!
Но те не останавливались. Петляя, как зайцы, они бежали к густому кустарнику. Вслед им загремели автоматные очереди. В ответ защелкали пистолетные выстрелы. Кусты рядом, но оттуда навстречу бегущим вышел еще автоматчик. Короткая очередь — и как подкошенные
Пограничники из полка охраны тыла осмотрели трупы. На плащ-палатку осторожно положили пистолеты «ТТ», патроны к ним, компасы, документы, разные удостоверения, аттестаты, бланки со штампом какого-то эвакогоспиталя, советские деньги.
По документам, убитые были советскими командирами: лейтенанты Климов и Николаев. Оставшийся в живых предъявил красноармейскую книжку на имя сапера Василия Андреевича Гриднева.
Задержанного и убитых доставили на контрольный пункт. Оттуда по приказанию командира батальона особого назначения пограничники немедленно переправили их в Лисий Нос.
Там два чекиста внимательно осмотрели вещи и документы убитых, сфотографировали застывшие трупы. И сразу же отправились в Ленинград, захватив с собой уцелевшего в перестрелке «сапера».
В Управлении НКВД на Литейном проспекте их уже ждали.
Глава 1
С месяц назад Воронова с диагнозом «дистрофия» направил в госпитальный стационар начальник медицинского отдела НКВД Ямпольский. Не хотелось Воронову ложиться «отдыхать», — его тогда оторвали от дела перед самым концом важной и опасной операции, — но пришлось: головокружение, отеки ног, изнуряющая слабость мешали работать и пользы от него тогда все равно было мало. Да и не он один лежал в этом стационаре; целый этаж переоборудованного под госпиталь большого служебного здания занимали заболевшие дистрофией чекисты.
Кормили их немного получше, чем здоровых, медики доставали им все, что можно было достать в блокадном городе. Но чекисты не хотели подолгу задерживаться в этой относительной благодати. «Невидимый фронт» не давал покоя.
Вырвался наконец и Воронов.
Он шел медленно, с трудом переставляя ноги, опустив голову, и казалось, что сердце разорвется от боли. Вчера, еще в госпитале, его навестила сотрудница. Она расспрашивала его о самочувствии, о том, когда он выйдет, а сама почему-то все время отводила глаза в сторону, и вдруг такое горе проступило на ее изможденном, землисто-сером лице, что у Михаила в недобром предчувствии сжалось сердце.
— Что случилось, Мария Ивановна? — тихо спросил он ее.
Она заплакала:
— Мама… мама ваша… сегодня ночью…
До него с трудом доходили взволнованные, отрывочные фразы:
— Дежурила на крыше… фугаска… сбросило волной… Пять этажей… сразу…
Мать! Как он просил ее уехать. «Здесь родилась — здесь умру, — отвечала Евдокия Тимофеевна. — Не беспокойся, сынок, даром не придется паек есть. Суждено умереть — умрем вместе; суждено жить — будем жить в Ленинграде…» Мать! Человек, которого не было ближе на свете…
Он слушал молча, и только внутри что-то дрожало…
Проводив сотрудницу, он сразу же пошел к Ямпольскому. Из кабинета доносился резкий голос начальника медицинского отдела.
— Кто разрешил? Почему ее пропустили? Она же расскажет Воронову о матери! А ему рано знать это. Он еще болен. Понимаете? Болен! — жестко выговаривал кому-то Ямпольский.
Когда Михаил вошел в кабинет, Ямпольский замолчал. Настороженно и сочувственно смотрели на Михаила два других врача.
Ямпольский слегка развел руками, грустно и понимающе покачал головой.