Невидимые демоны

Кастро Адам-Трой

Мы могли бы судить его по катарканским законам — в том виде, в каком они существуют.

Или отложить решение вопроса до того момента, когда будет установлена связь с катарканцами, и мы сможем узнать наверняка, какого наказания для него они потребуют.

Или судить его по законам сообщества людей, поскольку Сэндберг нарушил установления Дипломатического корпуса, которые должен чтить.

Все три варианта одинаково законны. Давайте рассмотрим их внимательно.

Если мы отложим вынесение приговора до установления контакта, это займет много лет. До тех пор мистер Сэндберг должен

оставаться в заключении. В случае, если нам вообще не удастся установить контакт, это будет означать, что он получил пожизненный срок. Именно такого наказания требует для него и закон людей, но без приговора суда это невозможно, так что через какое-то время его придется выпустить на свободу.

Дать определение катарканскому своду законов труднее — в особенности, если решить, что у туземцев законов нет. Но это не так. У них имеются свои законы, причем столь суровые, что никому даже в голову не приходит их нарушать. Возможно, жизнь катарканцев определена генетическим кодом, но вне всякого сомнения она подчиняется жесткому своду правил, которому они следуют неукоснительно.

Разве мы не можем рассмотреть эти правила, чтобы увидеть, как поступят катарканцы со своим соплеменником, совершившим преступление, в котором мы обвиняем мистера Сэндберга?

Разумеется, полноценного ответа мы не получим; у катарканцев нет убийц. Однако аналогичные ситуации возникают. Например, то, как они обращаются с больными, которые угрожают благополучию всего сообщества. Туземцы содержат их в специальных помещениях. Разумеется, заболевшие катарканцы уходят в карантинную зону добровольно. Я поставила эксперимент: мы с мистером Китобоем покрыли себя выделениями больного туземца и выяснили, что, если тот не находится в карантине, соплеменники силой вынуждают его покинуть сообщество.

Мистер Сэндберг болен, и его присутствие угрожает благополучию всего сообщества. По нашим законам его следует отправить в тюрьму; по законам катарканцев — в карантинную зону. Разницы никакой.

Вот что я имела в виду, когда сказала, что это не имеет значения.

Глава 18

Совет, разумеется, принял ее доводы. У него не было иного выбора. Если бы дипломаты не согласились с ее заключением, они бы снова оказались в тупике, и вопрос о наказании Сэндберга остался бы открытым. Такой поворот событий не устраивал даже тех, кто желал изоляции человечества.

Компромисс Корт — так назвали принятое решение — стал триумфом межвидовой дипломатии. Ее речь цитировали, анализировали, обсуждали и раскладывали на составные части еще долго, даже после того, как сами слова затерлись и потеряли смысл из-за бесконечного повторения. В дальнейшем их даже перевирали — адвокаты, пытавшиеся трактовать местные законы в случаях преступлений, совершенных представителями других миров, в свою пользу. Пару раз ее логические выводы использовались — весьма приблизительно — в ситуациях, когда страдали туземцы, гораздо более коммуникабельные, чем катарканцы. И тогда прецедент Андреа Корт поливали грязью с таким же энтузиазмом, с каким превозносили до этого.

Межвидовый Совет в соответствии с законами человеческого сообщества приговорил Эмиля

Сэндберга к пожизненному заключению, каковой приговор может быть изменен в будущем представителями катарканских властей. Впрочем, никто на это не рассчитывал, имея в виду тот факт, что связаться с катарканскими властями и поставить их в известность о данном дополнении не представлялось возможным. Было решено отправить Эмиля Сэндберга на Новый Пилтотус, где содержались преступники, осужденные за зверства на Хоссти и Влхане.

Попытка Советника Раига обвинить Андреа Корт в том, что она угрожала ему физической расправой, была встречена без всякого интереса. Более того, в представительство хомо сапсов из других посольств пришло несколько посланий в поддержку Андреа Корт. Однако Раиг заявил о своем намерении направить жалобу в вышестоящие инстанции. Корт, возможно, получит незначительное дисциплинарное взыскание, на которое она, разумеется, не обратит никакого внимания. Ее и раньше считали «сложным человеком». Все это не имело никакого значения, поскольку она всегда прекрасно справлялась со своими заданиями.

Посол Лоури долго и витиевато хвалил ее за блестящее решение проблемы; его примеру последовали Мекил Ном, представитель берштиэни, рииргаанец господин Мукх’тсав и Хаат Вейл из посольства Тчи. Она спокойно выслушала все комплименты, прекрасно понимая, что они на самом деле ничего не значат. В конце концов, политику придумали мыслящие существа.

Корт получила сообщение о новом преступлении, совершенном на другой планете — служащий посольства сказочно разбогател, продавая своим коллегам галлюциногены, предназначенные для высшего духовенства туземцев. Те были готовы решить проблему, объявив провинившегося идиота членом касты, однако землянин отказался, не желая подвергаться обязательной операции по изменению пола. Дело несложное: никакого насилия, да и аборигены способны выступить в защиту собственных интересов.

Все считали, что ее миссия на Катаркусе завершена.

Все, кроме самой Андреа Корт.

Когда в посольстве устроили вечеринку — которую ни в коем случае нельзя было назвать празднованием победы, чтобы не обидеть другие представительства, хотя именно таковой она и являлась, — Андреа категорически отказалась принять в ней участие. Она никогда не посещала подобных мероприятий, но на сей раз, кроме принципа, имелась и еще одна весьма уважительная причина. Андреа стояла за стенами посольства, издалека доносились звуки музыки, дул легкий ветерок, но она дрожала, несмотря на то, что ночь выдалась на удивление теплой. Время от времени она смотрела в пустое пространство перед собой и едва слышно задавала ему вопросы.

Неожиданно перед ней появился Китобой, который по случаю праздника надел парадный костюм. В руках он держал бокал с вином.

— Я решил, что больше не стоит на вас сердиться, — сказал он. Она не взяла бокала из его рук.

— Ваше дело.

— Вы не знали, что катарканцы отреагируют так яростно. Вы ожидали чего-то, но… не такого.

— Как скажете, — проговорила она.

Китобой подождал, надеясь, что она объяснится, а потом произнес чуть ли не с отчаянием:

— Могли бы хоть сделать вид, что вам не все равно.