Невидимые
Шрифт:
– Не могли подождать в участке? Не утерпели?
– сегодня сыщик пребывал в крайне скверном расположении.
– Ваше любопытство точно не доведет до добра. Должны же вы хоть немного понимать, что причиняете вред?
– Не стоит так кипятиться, - усмехнулся репортер.
– Не первая ваша тайна.
Червинский резко остановился - Бирюлев чуть не влетел в него снова.
– Нет. Не понимаете. Идемте в участок. Вам совершенно незачем здесь находиться.
– Ну, тут уж не вам решать...
Сыщик
– Вы намерены испортить все как раз сейчас, когда у нас наконец-то возникли зацепки?
– О чем вы?
Наверху заскрипели ступеньки.
Червинский втянул губы внутрь, оттопырив щеки - как всегда, когда его что-то волновало. Взял репортера под руку, повлек вниз.
– Поговорим позже.
Тот кивнул и понимающе улыбнулся.
– Георгий Сергеевич, ваша почта!
– окликнул портье.
Бирюлев освободился:
– Надеюсь, по тому вопросу, что я и хотел с вами обсудить.
– Так вы пришли не за мной?
– с явным облегчением уточнил Червинский.
– Вы что, сами здесь остановились?
Репортер пожал плечами. Он только сейчас сообразил, что прежде не сообщал сыщику адрес, по которому прятался от Ирины.
Письмо и впрямь было от вчерашнего собеседника - больше ни от кого другого и не могло - но Бирюлев не успел его вскрыть.
В холл спустилась вовсе не барышня легких нравов, как ожидалось. Это оказался рабочий - тот самый, худой и долговязый, которого Червинский не так давно избивал в участке. Вроде бы он представился Веселовым.
На сей раз все встало на свои места.
Доносчик, похоже, тоже узнал репортера. Он замер, растерянно посмотрел сперва на него, потом на сыщика, и громко высморкался в ладонь.
– Дурак, - вполголоса, но отчетливо произнес Червинский.
Рабочий вновь скрылся на лестнице. Сыщик последовал за ним. Не отстал и Бирюлев - его вдруг переполнил озорной интерес.
Быстро поднялись цепочкой на третий этаж, вошли в номер - куда хуже и теснее, чем занимал репортер.
– Я сказал: посиди! Подожди! Выкури несколько папирос! Куда тебя понесло?
– взвился, замахиваясь, Червинский.
– Так утро ведь... Никого нет. Вы же сами говорили: приходи совсем рано, чтобы никто не увидел. Вот я и решил, что уже можно, - отступив на шаг, рабочий, защищаясь, вытянул вперед длинные руки.
– Дело у меня. Торопиться надо.
– Дело? Снова в лавке какой, поди?
– сыщику все же удалось изловчиться и отвесить смачную оплеуху, невзирая на выставленный частокол.
– Мне теперь придется новое место для встреч искать. А ты так и вовсе больше ни на что не годишься. Все, хватит с меня. В тюрьму пойдешь за свои проделки.
– Простите! Я не хотел! Я же вам помог!
– громко басил Веселов.
На Бирюлева оба не обращали никакого внимания.
– Кто теперь о Матрехе-то
– Да что же ты трепаться-то продолжаешь?
Репортер заинтересовался.
– Невидимые? Вы наконец что-то узнали?
Червинский оттолкнул своего доносчика и присел на край кровати.
Рабочий громко сопел.
– Я ничего не сделал!
– Лучше молчи, дурак.
Бирюлев решил проявить великодушие.
– Не вижу смысла предавать огласке ваше свидание, - улыбнулся он.
– Я не могу на вас положиться. Если местные пронюхают, кто он - убьют. Да не просто горло где тайком перережут, а так, чтобы другим неповадно было.
Доносчик громко цокнул языком.
– Сам виноват, дурная башка!
– А о чем это он говорил? С кем встречался?
Сыщик ответил уклончиво:
– Появились подозреваемые. Сразу двое, а то и все трое. Скоро будут для вас новости.
– Но кто? Хотя бы намекните. Он, кажется, сказал - Матрена?
– Бирюлев взглянул на рабочего, но тот стоял, низко опустив голову.
– Не та ли, что у покойного Коховского служила?
– Скажу вам так: все-таки рано мы прислугу со счетов списали, - подумав, ответил Червинский.
– Но кое-кто стоит и над ней...
– Кто?
– А вот это мы пока не выяснили. Теперь-то чего ждешь, Макар? Иди! Письмо у Ферапонта оставлю. К полудню во вторник за ним придешь и из него все узнаешь.
Указав головой на дверь, закрывшуюся за рабочим, Червинский заметил:
– Глуп. Раньше был совершенно бесполезен. Уже и не ожидал я, что из него выйдет толк, но в последнее время Веселов стал просто неоценим. Мне бы совсем не хотелось, чтобы он вдруг исчез.
– Понимаю ваши опасения, - равнодушно согласился Бирюлев, наконец открывая конверт.
В записке имелось всего несколько слов, однако их хватило, чтобы унять желание раньше времени обсуждать вчерашний вопрос с полицейским.
– Вы хотели рассказать мне об этом письме, - заметил Червинский.
– Я ошибся. Тут ничего важного.
Сыщик усмехнулся.
Выйдя из сырой затхлости гостиницы в теплый день, репортер глубоко вдохнул.
Прислуга Коховского, да? Вспомнились слова Аксиньи о том, что Матрену задержали, да обугленный дом у реки.
Раз Червинский опять не сказал ничего определенного, Бирюлев попробует сам все выяснить.
***
Ульяну не замечали. Она долго топталась в углу, робея и не находя решимости самой обратиться к кому-то из грубых людей в серой форме. По детству накрепко затвердила, что от них нужно держаться подальше, и теперь никак не могла себя пересилить.