Невидимые
Шрифт:
Крючконосый кивнул и направился к двери.
– Прежде закроемся.
Бирюлеву стало не по себе пуще прежнего. Придет ли Червинский?
Дыня опустил щеколду. Старьевщик, тем временем, достал что-то из-под стола.
– Ну вот.
Фигурка женщины высотой в две ладони, со схематичным скорпионом на голове. Когда-то она лежала в объятиях мягкой бумаги в одной из покрытых непонятными надписями коробок.
"Селкет" - прозвучал в голове голос отца.
– "Покровительница мертвых".
– Да, это точно
– Шестьсот целковых, сударь.
У Бирюлева столько не водилось даже близко. И что теперь?
Он достал кошелек, сделал вид, что перебирает купюры, стараясь оттянуть время.
Где же они? Где?
В лавке было душно. Струйка пота, пробежав по лбу, скатилась прямо в глаз.
Дверь затрещала под ударом. Старьевщик схватил статуэтку - но спрятать уже не успел. В лавку вошел Червинский - и с ним пара городовых.
Наконец-то!
– Поставь на место!
Лавочник с ненавистью взглянул на Бирюлева.
– Вышла ошибка, господа, уверяю вас! Мне нужно сказать пару слов тому, кто у вас за старшего, - залебезил он.
Дыню, который метнулся к двери, прижали к полу.
– Вы промахнулись!
– вторил он.
– Неужели?
– Червинский взял в руки Селкет.
– Разве не та самая, что украли из дома Коховского, а потом - из нашего участка?
– Она, она и есть, - пылко соглашался Дыня.
– Но не в этом ошибка, в другом. Умоляю - выслушайте!
– Забирайте их.
– Да нельзя нам!
– взмолился старьевщик.
– Не губите, сударь! Не берите грех на душу. Давайте сразу все проясним... Иначе не жить нам.
– Есть только одна причина, по которой я могу о таком подумать: вы прямо сейчас скажете, откуда она здесь. И проведете нас к продавцу... А там будет видно.
– Так мы и без того на ваших работаем, - заметил старьевщик.
Бирюлеву почудилось, будто не только он сам, но и Червинский удивился.
– Оба?
– Ну да, - подтвердил Дыня.
– А эту штуку обратно ваш и принес. Он в самом деле продать велел. Ыый, пустите, бога ради, дышать невмочь.
Ерзая по полу, он пытался вывернуться, но городовой удерживал прочно.
– Кто?
– Сыщик тоже... Тимофей Степаныч. Бочинский, кажется.
– Продать?
– Ну да, продать. А мне - комиссию обещал. Шестую аж часть!
Червинский ожесточенно чесал шею, оставляя красные полосы.
– А те вещи... Которые исчезли. Вы сказали, что и они здесь были, - вернулся Бирюлев к тому, что больше всего волновало.
– Не знаю! Вот хоть убейте - не знаю, кто их принес!
– заорал старьевщик, округлив глаза так, что они едва не выступали из-за пенсне.
– Кто такие - невидимые?
– Так про то, сударь, и в Старом городе не догадываются... Господин Бочинский велел разведать, да только ничего не слышно совсем. Уж и думают, будто не люди вовсе, а духи какие, -
Червинский задумался. Бирюлев же, напротив, никак не мог ухватиться за мысль.
– Ведите в участок. Обоих. Там разберемся. А это я пока с собой забираю.
Неаккуратно убрав Селкет в карман, Червинский подал знак Бирюлеву и вышел из лавки.
– На сегодня, пожалуй, расстанемся.
– Но что все это значит? Я ничего не понимаю.
– Я тоже. Но, во всяком случае, мне стоит для начала с глазу на глаз поговорить с Бочинским... Прощайте, Бирюлев.
Повернувшись, Червинский быстро пошел прочь.
Бирюлев сперва смотрел ему вслед. Потом, обернувшись, стал наблюдать, как городовые выводят из лавки старьевщика и Дыню. Вокруг уже собиралась толпа.
***
Макара долго тошнило, а потом он так и улегся, уткнувшись лицом в пол. Все нутро раздирала боль - как та, что в детстве, когда он, несмотря на запрет матери, съел пару пригоршней горькой ягоды с улицы.
Над головой Алекс с Медведем то ли обсуждали что-то, то ли препирались. Один говорил зло и быстро, переходя на шипение, другой гнусаво бубнил. Однако смысл слов не достигал сознания.
Затем кто-то из них уходил и возвращался, громко топая подкованными сапожищами. Конечно, это Медведь. Алекс передвигался бесшумно.
– Все, барыня, завязывай слезы лить. Пойдем.
Макар вздрогнул и покрепче зажмурился.
– Тощий, ты меня слышишь?
Если они уйдут, а он останется, то разговора с домашними не избежать. И как им объяснить то, что здесь случилось и в чем Макар сам ни шиша не понял?
Степка с его лавкой оказался ребяческой шалостью.
– Да...
Он встал, потряс головой, стряхивая пелену перед глазами. Ну, то есть перед одним: второй после недавнего урока Алекса еще не открылся.
Пошли к черному ходу - точнее, Макар просто брел следом, потому как даже не знал, где тот находится.
Тяжелую дверь заело, однако Медведь справился.
Вышли к телеге. Велели за ней смотреть, а сами вернулись в театр. Словно со стороны Макар видел, как они вытаскивают своего гостя - завернутого в простыню, которую невесть где нашла мать. Погрузили.
Алекс не заставлял. Всего лишь прикрикнул. Нет, Макар сделал все сам.
Онпопытался подкурить папиросу, но не получилось: руки дрожали. Да что там - всего трясло.
Медведь сел править, Алекс забрался в телегу.
– Тощий, тебя еще долго ждать?
Макар поспешил.
Поехали.
Алекс откинул подвязанную дерюгу. Стало темно.
На ухабе подкинуло - человек застонал.
Живой.
Макар засунул в рот палец и принялся ожесточенно грызть, чувствуя ком в горле. Спутник что-то насвистывал.