Невидимый мир
Шрифт:
Это было так, что наверное, уже можно считать это супружеской изменой.
"...никому не рассказывала об этом ощущении, и вероятно, оно было уникальным. Может быть, ценным. Но рассказать об этом почему-то казалось равносильным самоубийству..."
Кельм дочитал до конца. Ивик заправила салат майонезом.
– - Очень интересная книга должна быть, - сказал он.
– - Меня всегда волновало... что они чувствовали...
– - Страшно подумать, - сказал Кельм, - я бы не стал об этом писать. Это слишком страшно.
Но ты напишешь. Кому же, как
– - Мне тоже страшно, - сказала Ивик, - и я не знаю, правы ли они были... Ведь послушай, Кельм. Ведь все... любой, абсолютно любой человек любит в первую очередь своих близких. Детей. Семью. Родину. А здесь... Это что же надо было убить в себе, чтобы так...И такое решение. Да, я знаю, признали, что они были правы. Что надо было уничтожить Дейтрос. Спасти Триму. Но... мне надо написать эту книгу, чтобы самой понять - что они были правы. Или не были... не знаю. И... какими они были. Кель, ты знаешь - они имели право решать.
– - Очень уж разные люди, - откликнулся Кельм, - один вот так... а другой предает только ради того, чтобы жить более комфортно. Иногда думаешь - удивительно, как люди могут быть такими разными.
Ивик вдруг повернулась, нажала сенсор радиоприемника. Там начиналась как раз музыка.
– - Люблю, - полушепотом сказала она. Негромкие фортепианные аккорды. Негромкий мужской голос.
Темная ночь. Только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах,
Тускло звезды мерцают...
Они оба замерли - Ивик и Кельм. Слушали. Они оба знали эту песню, как и многие другие.
Ивик подпела еле слышным голосом.
...Эта вера от пули меня темной ночью хранила.
Радостно мне. Я спокоен в смертельном бою.
Знаю встретишь с любовью меня,
Что б со мной ни случилось...
Смерть не страшна,
С ней не раз мы встречались в степи
Вот и теперь
Надо мною она кружится...
Музыка затихла. По радио заорали что-то оглушительно-бодрое. Ивик поспешно выключила голос.
– - И поэтому знаю, со мной ничего не случится, - тихо повторил Кельм. Ивик прерывисто вздохнула. Достала посуду из буфета.
– - Какие они были... дейтрийские.. послушай, Кель! Это же чудо просто, правда? Эти песни - им уж восемьдесят лет. Семьдесят, шестьдесят... А они все живы, их слушают... и ничего лучшего они написать не смогли. И наверное, не смогут. Потому что... для того, чтобы так писать - надо так жить. Надо этим жить. Надо понимать. Это только гэйн может понять...
– - Ив, у них же не гэйны... не военные это пишут. Военные у них этим не занимаются.
– - Да, и все равно. Понимаешь - надо так жить. Чувствовать. Наверное, не обязательно быть именно гэйном... в смысле, именно воевать. Да и потом, Кель, гэйны же не всегда воевали только. В старом Дейтросе... давным-давно, когда еще и Дарайи-то не было. А здесь... ведь тогда только и было вот так, тогда только и был огонь - а где он теперь? Есть, но еле теплится. В немногих.
Ивик, конечно, не могла надеть бархатное,
Она все равно была хороша. В практичной своей рубашечке поло, с расстегнутым воротником, трогательно открывающим яремную ямку. В пятнисто-серых удобных штанах. И темные пряди ложатся на воротник. Свечи отражаются в темных глазах. До смешного тонкие запястья. Пальцы на грифе гитары. Гитара, переделенная под клори - две дополнительные струны, а форма корпуса - ну что ж форма.
Кельм подпер щеку рукой. Ивик смотрела ему в глаза. Неясное тепло струилось между ними.
– - Вроде и не новый год, - сказала она, - здесь как-то не так ощущается, как у нас, правда?
– - По крайней мере, сейчас мы не стареем на год...
– - Но все равно хорошо, да?
– - Да. Очень. Ну пой еще, что же ты? Спой мне. Ты же мне еще ни разу не пела...
– - У нас никогда времени не было...
– - А теперь есть.
Она склонила голову. Темные пряди закрыли лицо. Мелодия заполнила комнату. Тишина, мелодия, и за стенкой - приглушенные крики и бормотание телевизора.
"Мир в четыре руки" - "Ты играешь, а я танцую"***
Смех, разговоры, объятия, поцелуи,
Рассвет над водой и силуэты птичьи.
"Как тебе отыгрыш?" - "Спайка ОК. Технично".
Я не из этой сказки,
Ты не из этой сказки,
Наши флаги на самом деле другой окраски,
У нас имена другие, у нас не такие лица...
Когда все пройдет, мы не будем друг другу сниться.
Твои черты текут, как течет вода,
Проступают лица - того, что не видела никогда,
И того, что мне уже не увидеть больше...
И я не знаю, чей лик мне нежней и горше.
Я не из этой сказки,