Невидимый враг
Шрифт:
Квартира Титовых находилась на шестом этаже типового панельного девятиэтажного дома. Несмотря на наличие магнитного замка и автоматического доводчика, дверь подъезда была открыта настежь и подперта кирпичом. Поэтому я просто поднялась на нужный этаж и позвонила в дверь квартиры. Какое-то время никто не реагировал на трель звонка. И я уже собиралась уходить, когда услышала шаги и почти сразу, как поворачивается ключ в замке.
– Здравствуйте, меня зовут Евгения Охотникова.
– Вы журналист? – Женщине, стоящей на пороге, можно было дать около пятидесяти лет. Но потом,
– Нет, я не журналист.
– Тогда кто? – прищурилась женщина.
– Простите, вас как зовут?
– Тамара Титова.
– Я веду расследование убийства вашей дочери. Примите мои соболезнования.
– Да кому от них легче? – горько выдохнула она. – Проходите на кухню. Простите, в доме не убрано, и мой вид… А… Муж на работу ходит, как заведенный. Значит, легче ему так. А я не могу. Там люди кругом, и все говорят, говорят. Вопросы задают, с соболезнованиями лезут, а сами только одно думают.
– Что именно?
– Что это все моя вина! Не углядела за доченькой, не досмотрела! Взрослой ее считала, слишком много воли давала! Ой! За что же… – женщина запричитала, ее заторможенное состояние мигом сменилось на чересчур возбужденное. Тамара упала на стоящую в коридоре табуретку и, причитая, принялась раскачиваться из стороны в сторону. Из глаз женщины градом покатились слезы.
Я прошла на кухню, налила воды в стакан.
– Вот, выпейте, – я протянула его ей. – У вас есть настойка валерианы или что-то успокаивающее?
– Пью я таблетки, доктор со «Скорой» оставил, ничего не помогает, – медленно, между всхлипами проговорила женщина. Она вытерла слезы, поерзала на стуле и, кажется, немного успокоилась, – так о чем вы хотели поговорить? У нас уже были из полиции, но много вопросов не задавали. И вообще уже вроде арестовали парня одного.
– Я работаю с полицией, но являюсь частным детективом. А вину этого парня еще доказать нужно.
– Что ж доказывать? Знать, без вины не арестовывают.
– Всякое бывает, вы же не хотите, чтобы пострадал невиновный?
– Мне все равно! Моя-то дочь тоже ни в чем не виновата была. А вот, в морге лежит, даже схоронить по-людски не позволяют!
– Но если посадят невиновного, значит, убийца Маши останется на свободе! Будет наслаждаться жизнью, солнцем, свежим воздухом.
– Вы правы, как-то не думала об этом. Но что и говорить, мне в последнее время не то что думать, дышать больно.
– Как вы себя чувствуете? Сможете побеседовать о Маше?
– Да. Спрашивайте, – то ли всхлипнула, то ли вздохнула женщина.
– Вы просто расскажите мне о ней. А если вопросы возникнут, я их задам.
– Странный вы какой-то следователь. Полицейский все сумкой интересовался, про вещи вопросы задавал да на листке строчил, глаз не поднимая. И было непонятно, слушает он мои ответы или просто пишет себе.
– Меня интересуют любые сведения. И это искренне, поверьте.
– Машенька
– Скажите, Тамара, а Маша с кем-нибудь встречалась? Может, она вас знакомила или рассказывала, просто называла имя?
– Вот, сразу видно, что ты, девонька, Машку мою не знала. Из нее слово клещами не вытащишь! А чтобы сама рассказывать стала… Нет, никогда. Правда, говорила, что замуж надо с умом выходить, парня с достатком выбирать. Но это лишь разговоры все.
– Насколько я понимаю, вы Маше не запрещали ходить по дискотекам, гулять допоздна?
– А толку запрещать? Все равно сделает по-своему. Только со скандалом еще.
– Знаете, куда она обычно любила ходить? Названия клубов или какая дискотека, может, где находится?
– Нет. Я не разбираюсь в них вовсе. Но Маша и не говорила никогда.
– Спасибо, что уделили мне время.
– Вот чего у меня теперь вагон, милая, так это времени. Некуда торопиться, некуда идти. Нечего ждать.
– Даже не знаю, чем вас утешить.
– Нет мне утешения. И никогда не будет. Жить-то теперь незачем. Разве что убийце в глаза посмотреть.
– Значит, цепляйтесь за эту мысль, если только она держит вас на плаву.
Женщина, соглашаясь, кивнула.
– Я еще зайду с вашего позволения, до свидания.
Беседа с убитой горем женщиной оставила неприятный осадок в душе. Обидно, что я не узнала ничего полезного для расследования и по-прежнему топчусь на месте. С другой стороны, я сделаю все, чтобы найти виновного в смерти девушки, и может, тогда мне удастся забыть выражение потухших глаз ее матери.
Анатолий Семенович, патологоанатом, который делал вскрытие, оказался плотным весельчаком средних лет. Он был на рабочем месте, но как раз собирался сделать перерыв и перекусить. Поэтому я пригласила его в небольшое кафе, расположенное в цокольном этаже офисного здания, по соседству с моргом.
Мудрствовать с заказом не стали, взяли большую пиццу, по салатику и сок. Анатолий Семенович поглядывал на меня с нескрываемым интересом, изредка хитро улыбаясь. Но визиту вовсе не удивился, наверное, был предупрежден старлеем.
– Я смотрю, вас вовсе не коробит разговаривать о вскрытых телах и прочих подробностях за обедом? Барышни обычно трепетно относятся к подобным вещам, – заявил он, улыбаясь поверх стакана с соком.
– Я очень необычная барышня, знаете ли, – улыбнулась в ответ я.