Невинная девушка с мешком золота

Успенский Михаил Глебович

— Её герой принёс? — спросил Радищев.

— Эх, всё бы вам, девки, героев! Это мастер был, настоящий. Из самого Рима. И не собирался он вовсе нашего Змеюшку губить, а хотел только поглядеть. Чтобы потом его образ в серебре или золоте отлить...

— Как звали мастера? — вскинулся богодул. «Что в имени мастера монаху?» — лениво помыслил атаман.

— Звали его, вестимо, не по-нашему, — сказал кузнец. — Бен... Бенуто...

— Бенвенуто Челлини, — уверенно сказал брат Амвоний. — Так вот где окончил дни свои великий ювелир...

— А говорил, что борзостей

римских не текох! — сказал Лука.

— Да я так... — потупился явно спохватившийся богодул. — Мало ли чего в странствиях нахватаешься...

— Я бы тоже посмотрел... — мечтательно молвил Тиритомба. — И поэму написал... Терцинами, — уточнил он,

— Не ходи! — строго сказал кузнец. — Ты хоть и чёрный, а нашенский. Пусть он иноземных героев губит — те всё своё добро нам завещают на всякий случай. Чай, не краденым живём! Ну, всякий случай с ними.всегда и случается. Не любит Змеюшка героев! Сердце на них держит! Видно, крепко они его обидели! А какие были молодцы! Орландо, Баярд, принц Арагонский! Нет, всех приел...

— Сколько у вашего Змея голов? — спросил Радищев.

— Эх, барышня! — сказал Челобан. — Тех, которые головы считали, теперь уж нет. Может, три. Может, девяносто девять. А может, и всего-то одна. Но соображает!

Ушастый Ничевок подбежал к отцу и что-то прошептал.

Челобан мигом переменился и в лице, и во мнениях.

— А с другой стороны, — лениво зевнул он, — отчего бы вам и не сходить. Попытка не пытка. Я тебя, барышня, не имею в виду. А чёрненький... Может, как раз чёрненьких Змей и боится! Вдруг у них мясо ядовитое? Да и монах смиренный, глядишь, его молитовкой огреет! Ведь никто же ещё не пробовал! А ты, красавица, выходи-ка лучше замуж! Ничевок сейчас подрастёт!

Ушастый малец и Лука поглядели друг на дружку с нескрываемой ненавистью.

— У нас часто бывает, что невеста много старше жениха, — сказал кузнец. — Но никто от этого ещё не помер...

— В бороде седина, а на уме — птичий грех! — впервые подала голос Челобаниха. — Знаю я тебя!

Лука тяжело вздохнул. Внешностью кузнечиха вполне могла бы посоперничать с фрау Карлой, так что понять Челобана он понимал.

— Нет уж, хозяин, — решительно сказал он и встал из-за стола. — Спасибо за хлеб-соль, но мы пойдём другим путём — тем, что наметили. Мы не герои, почестей нам не надо. То ли мы змеев не видали! Обойдемся и без терцин!

— Да кто ж вас теперь из деревни-то выпустит? — ласково сказал кузнец. — С вашим-то мешком?

Атаман поглядел на предполагаемого малолетнего супруга с ещё большей ненавистью.

— Тебе бы мытарем служить, — только и сказал он, добывая из-за пазухи пистоль.

Но Челобан был твёрд. Он нисколько не испугался.

— Допустим, попадёшь ты в меня, дура. А пробьёт ли твой свинец толедский доспех?

И чисто по-еруслански рванул рубаху на груди. Оттуда и впрямь блеснула вороненая сталь, изукрашенная золотым узором.

— Да и порох по такой погоде наверняка отсырел, — продолжал сельский циклоп. — Так что прибереги выстрел для Змея. Может, у него шкура тонкая...

— Сам ты шкура тонкая, — процедил сквозь зубы

Лука и вернул пистоль на место. Кузнец Челобан всё-таки не разбойник — он хуже разбойника...

— Какое низкое коварство! — вскричал Тиритомба. — Стервятники! Я... я про вас поэму напишу, на весь мир ославлю!

— Напиши-напиши, — сказал кузнец. — Только прямо сейчас. Может, тогда к нам отважные дураки вообще косяками пойдут... Да ты-то, девка, сиди, тебе-то к чему туда ходить? Эй, зачем ты мешок трогаешь? Оставь! Все герои своё добро нам оставляют для присмотру! Монаше, скажи ей, чтобы осталась!

— Нет, — ответил богодул. — Пойдём — так уж все вместе. Мне вот тоже интересно посмотреть на такого дракона, который итальянскую пасту любит...

— Нет, — сказал Радищев. — Боюсь, вы царские печати на мешке сдуру повредите, а мне потом отвечать...

— Нет, — сказал арап. — Я девушек в беде не бросаю.

Челобан покачал головой.

— Идите. Мне такая сношенька, что многопудовые мешки ворочает, ни к чему. Ещё сыночка забьет по нечаянности. Тебя бы, барышня, в кузню... По пути зайдите в сарай, оружие себе подберите, доспехи... Всё в исправности, в масляной ветоши. Я обычно продаю броню героям, а вам за так отдам — всё равно же ко мне же и вернется... Сыночек, проводи бесстрашных! Вы уж приглядите там за ним, чтобы в пещеру не совался. Прямо пинками назад в деревню гоните!

— А вот пинки точно обещаю, — сказал Радищев.

ГЛАВА 37

Оружия, сложенного в сарае, хватило бы на небольшую армию. Были тут и длиннющие пики, и окованные железом шиты, и сабли, и мечи, и протазаны, и такие устройства, о назначении которых можно было только догадываться, и то впустую.

— Может, и Дюрандаль где-нибудь здесь валяется, — предположил Радищев.

Стали примерять доспехи. Тиритомбе сгодилась только кольчужка, которую носил, верно, какой-нибудь несовершеннолетний бедняга-оруженосец.

Атаман подыскал кольчугу чуть побольше — ни одна кираса на его нынешнюю грудь рассчитана не была. Кольчуга задралась, оставляя незащищенным живот.

— Коротка кольчужка... — пробормотал Лука.

Брат же Амвоний и вовсе не стал рыться в доспехах. Он внимательно оглядел весь сарай, как бы занимаясь привычными своими поисками бога, потом заметил самую грязную и промасленную тряпку, небрежно брошенную в угол. Туда монах и устремился.

Тряпка берегла от ржавчины недлинный, но блестящий клинок с кое-как обмотанной рукояткой.

Богодул повертел клинок, потом выдернул сивый волос из бородёнки, подбросил его в воздух и ловко поймал на лезвие.

Волос развалился пополам. В общем-то, это не штука, если сталь хорошая и заточка правильная. Только волос брата Амвония расщепился не поперёк, а вдоль.

Лука поглядел на монаха с великим поражением.

— Было смолоду бито-граблено, — вздохнул богодул, поймав удивлённый девичий взгляд. — Под старость надо душу спасать...

— А и да ну, — только и молвил поражённый Лука и вдруг пожалел, что подошли они к костерку богодульскому.