Невинная девушка с мешком золота
Шрифт:
Недашковский же скривился в припадке жгучей ревности.
Но сличный хлопец глядел вовсе не на панычей.
— Вы что с лошадью сделали, изверги? — заорал он. — Вы её кормили или сами всё её сено сожрали?
С этими словами Ничевок подбежал к телеге и принялся распрягать клячу.
— Нечего, ничего, маленькая, — приговаривал малец. — Вон травка-то нынче какая после дождичка сочная!
— Не касайся до коня, лайдак! — вскричал Недашковский.
Ничевок освободил клячу и хлопнул её по крупу ладонью. Кляча тут же отбежала от телеги, нашла подходящее место и жадно стала собирать губами
— Что вы здесь потеряли? — хрипло сказал атаман. — Где все остальные? Где фрау Карла, где дон Хавьер, где солдаты? Где контрольный пункт, который должен быть тут, возле дуба?
— Катастрофа, ясна пани! — сказал Тремба. — Все сошли с ума. Они далеко впереди — ловят Лоренцо Берья. Запрещённые легенды — то чистая правда.
— Какой Лоренцо? — спросил ошеломлённый арап. — Ведь он всего лишь плод поэтического воображения!
— О, если бы так! — Недашковский даже руки вскинул к небу. — Тот дурной монах, что сопровождал вас, и есть Лоренцо Берья! А ведь владыка наш полагал его давно умершим!
— Ну-ка, ну-ка, — сказал Радищев. — Девушка я деревенская, хоть и знатного роду, премудростей ваших не превосходила. Выкладывайте всё, что знаете, не то сейчас прикажу верным моим пажам вас высечь!
Панычи задрожали так, что даже телега затряслась.
— Не надо, проше пани! Всё скажем!
— Слушаю, — атаман высокомерно вздёрнул свою изящную гордую головку.
— Пани Анна... — вкрадчиво начал Тремба.
— Встать! — внезапно даже для себя воскликнул поэт. — Вы с прекрасной дамой разговариваете! Развалились тут у меня!
Панычи вмиг забыли про свои болезни, скатились с телеги и на всякий случай попадали в ноги Луке, норовя при этом облобызать подол сарафана.
— Пани Анна, — всё так же вкрадчиво сказал Тремба. — То не паж с вами и вовсе не мальчик.
То разбойник Тиритомба — правая рука трусливого и подлого атамана Луки Радищева, которого мы вывели на чистую воду. И увязался он за вами лишь с целью грабежа, а возможно, ещё и насилия с убийством. Почитайте-ка его стихи — и вы ужаснётесь! То певец крови и злодеяний!
Лука с трудом переварил оскорбления и жестом остановил паныча.
— Если вы ещё раз, — сказал он, — оскверните своими лживыми устами имя народного заступника, вам не миновать хворостины или чего похуже. Нынче я не в настроении — у меня дни такие тяжёлые. Поэт уже во всём признался мне под пыткой и во всём раскаялся. Вы говорили про дела Кесаря — вот и продолжайте.
— Як Кесаря кохам! — Тремба ударил себя в грудь. — То, что мы говорили паньству разбойникам в лесу, была, верно, чистая пропагация. Но настал час истины, провозвещённой нам Внуком Святым, что спустился к нашему каравану с небес. Беда, беда великая!
Лука снова прервал паныча.
— А ну-ка пойдём к дубу — там вас кое-кто ждёт. Пусть и он послушает. Да не вздумайте падать в обморок!
Как ни крепились папские легаты, а в обморок всё же рухнули — пришлось их водой отливать.
Привязанный синьор Джанфранко снял с плеч горшок и взял его в руки, чтобы лучше слышать. Видимо, безумие его исчезло вместе с головой.
Дрожащий Тремба поведал, что Лоренцо Берья — вовсе не легенда, что кондотьер с таким именем существовал и считался самым искусным воином во всей Италии и в
— Постой, — вмешался поэт. — Как это так — настоящий? А мы кто?
— Потом растолкую, — нетерпеливо сказал атаман. — Продолжай, мерзавец.
Мерзавец продолжил, бросая испуганные взгляды на тело синьора Джанфранко. Он рассказал и о том, как завистливый и коварный («Коварней самого Кесаря, моя пани!») Лоренцо организовал заговор, в который втянул и сестру Кесаря, прекрасную Лукрецию. Лукреция же вовсе не померла родильной горячкою, как повсеместно считалось, но скрывалась под чужим именем в женском монастыре. Ей без труда удалось обольстить мудрого Джанфранко да Чертальдо, который до того самозабвенно пособлял непревзойдённому Чезаре Борджа в деле мироустройства, и смутить великий ум к измене. О нет, заговорщики вовсе не собирались вернуть мир к ужасным порядкам, царившим до Возрождения Кесарева, — они хотели только устранить самого Кесаря...
— А то ж не можно! — брызгая слюною, кричал Тремба. — Не можно поразить Князя Мира Сего! Подлый же Джанфранко...
При этих словах безглавец изловчился и достал носком сапога до панычёвых рёбер.
Тремба проворно откатился в сторону и открыл рот:
— Так это...
— Да, — сказал Радищев. — Ты наконец-то догадался.
Тремба, попутно кляня себя за куриные мозги и крепость заднего ума, сообщил, что достойнейший и высокоучёнейший синьор да Чертальдо счел за благо сменить своего работодателя. Увы, из затеи ничего не вышло, и Тёмный Кесарь прилюдно поразил Лоренцо Берья копьём в самое сердце, а тело приказал бросить собакам («Кто ж то знал, что он выживет!»). Прекрасная Лукреция и премудрый Джанфранко бежали и бесследно исчезли в степях и лесах Великой Тартарии. Кесарь объявил за их головы великую награду, а мир так и остался недоделанным...
— Дальнейшее я примерно знаю, — сказал атаман. — Но вот с вами-то что произошло, куда контролёры подевались?
— Так я же говорю пани, что с небес слетел Внук Святой и велел всем искать злодея Лоренцо, оставив прежние дела!
— Выходит, он ещё и говорящий — Внук Святой? — подал голос и арап.
— Так, пан разбойник! Голосок у него негромкий, но приятный, как бы писклявый...
— А я-то полагала, — сказал красавица Лука (и со страхом отметил, что впервые говорит о себе в женском роде без запинки, хотя бы и мысленной), — что это всего лишь обычный ручной нетопырь, разве что белый...
— Ни, слична пани! То великого разума креатура! Внук Святой нам объявил, что Кесарь ныне погружён в глубокие размышления и за недосугом поручил дела именно ему, Внуку, вот он и летает, оповещая верные Кесарю сердца о том, что Лоренцо Берья жив и плетёт новые козни! Что он таки обезглавил синьора Джанфранко и теперь спешит, воспользовавшись его головой, урядить мир по-своему...
— Так он вроде бы должен спешить в Рим, чтобы поклониться Кесарю головой мудреца... — сказал Радищев и задумался.