Невинная для грешника
Шрифт:
Что-то кажется смутно знакомым, но я выбрасываю лишние мысли из головы и буквально врываюсь внутрь пятиэтажного здания.
Один лестничный пролёт, второй, третий. Я машинально считаю ступеньки, перемахиваю через несколько разом, а когда оказываюсь на четвёртом этаже, выдыхаю. Чувствую себя олимпийским бегуном, преодолевшим наконец-то нужную дистанцию.
В коридоре царит оживление. Мне не понять, с чем оно связано, да я и не задумываюсь, но чем ближе к палате мамы, тем сильнее кажется, что всё это каким-то образом касается меня.
А
– Доброе утро, Марта, – широко улыбается Анфиса Игоревна и, придерживая на плечах идеально выглаженный белоснежный халат, поднимается мне навстречу.
– Марточка, – слабый мамин голос немного гасит моё удивление, и я не могу сдержаться: улыбаюсь.
Она такая бледная сейчас, кажется совсем худенькой и маленькой, но в глазах сияет радость. Так, ладно, я потом разберусь, что здесь делает Анфиса Игоревна.
А та, словно бы читая мои мысли, говорит:
– Я решила, что просто обязана приехать сегодня проведать Иванну, – её голос ласков и красив, а глазах тепло, а я смотрю на неё несколько мгновений и думаю, что никого красивее в этой жизни не видела. – Рановато, конечно, для визитов, но всю ночь не спалось. Переживала.
Вживую она ещё красивее, чем на экране телевизора.
Только она ведь не родственница, разве её должны были пропустить?
Я не очень разбираюсь во всём этом больничном протоколе, но вдруг вспоминаю, что когда мне вырезали в десять лет аппендицит, ко мне пускали не только родителей, но и школьных друзей и даже нашу соседку тётю Лизу.
Наверное, так можно? Надо будет с врачом побеседовать.
На все эти размышления уходит всего несколько мгновений, за которые я успеваю поставить пакет с провизией на тумбочку рядом с койкой, пододвинуть стул и присесть рядом с мамой.
– Иванна, поправляйся и ни о чём не переживай. Не чужие люди, – Орлова наклоняется, обдавая меня тонким ароматом парфюма, касается маминого плеча, кивает мне и отходит.
Но всё это неважно.
Беру руку мамы в свою, глажу запястье, сплетаю наши пальцы и просто молчу. Мама пытается сесть, я мягко, но настойчиво укладываю её обратно. Мы ни о чём не говорим, мама моргает медленно, словно только ради меня не засыпает, а я царапаю нижнюю губу зубами – дурная привычка, с которой не получается справиться.
– Зачем ты так рано приехала? – мама говорит тихо, и мне приходится наклониться ниже, чтобы услышать каждое слово. – Не надо было, у тебя же каникулы.
– Беспокойная вы женщина, Иванна Станиславовна, – притворно хмурюсь, грозно свожу брови к переносице и грожу маме пальцем. – Я тебе поесть принесла, там бульон и чай.
– Не надо было, всё равно не хочется.
– Не вредничай. Обратно не повезу!
Я смеюсь, а за спиной тихие шаги, а следом щёлкает дверь палаты – Анфиса Игоревна ушла.
– Напугала я тебя, да? Прости, солнышко моё, я сама не знаю, что произошло, – маме неловко, но я снова отмахиваюсь от её слов.
– Переживу. Ты лучше расскажи, как чувствуешь себя?
– Хорошо
– Это же нужно, для тебя нужно.
Мама прикрывает глаза. Знаю, многое ещё хочет сказать, но сил не остаётся.
Я сижу рядом с мамой и рассказываю о разных мелочах, пока она не засыпает. Поправляю простыню, убираю со лба тонкие пряди, глажу её по плечу.
– Ты обязательно поправишься, обязательно. Ещё в горы вместе пойдём! – обещаю шёпотом и целую бледную щёку. Кажется, мама слышит меня сейчас, потому что улыбается, и эта улыбка кажется мне самой лучшей на свете. Дающей надежду.
– Анфиса Игоревна Орлова – добрый друг нашей больницы, – говорит Вероника Матвеевна, когда мы заканчиваем обсуждать лечение мамы и утешительные прогнозы. – Её благотворительный фонд помог нам в прошлом году с покупкой очень важного оборудования. Впрочем, посещения для друзей и родственников не запрещены, а уж её, сами понимаете, не пропустить не могли.
Я не то чтобы злюсь – не имею права после помощи Орловой. Но мне всё равно кажется странным, что в палату может войти любой. А если кто-то детективов обчитается и решит ножом размахивать?
Свои мысли я, конечно же, не озвучиваю – ещё за дуру примут, потому выхожу из кабинета Вероники Матвеевны и уже не так шустро спускаюсь вниз. Хочется, как в детстве, сесть на перила и съехать вниз за считанные секунды, но я уже взрослая, да и людей вокруг слишком много.
Отделение кардиологии живёт своей жизнью: по коридорам прохаживаются пациенты, мельтешат медсёстры, проведывающие торопятся увидеть близких. Даже все лавочки во дворе заняты, и я останавливаюсь, наслаждаясь ароматами лета после противных запахов больницы.
– Марта! – окликает меня ставший уже знакомым голос.
Обернувшись, я вижу Анфису Игоревну, которая машет мне рукой, стоя у того самого белого автомобиля.
Точно! Я же видела эту машину, припаркованной у особняка Орловых. Вспомнила!
– Давай подвезу? – предлагает, улыбаясь широко, а я думаю, что не случится ничего плохого, если проеду хотя бы несколько автобусных остановок в её шикарном автомобиле.
Глава 8 Марта
В салоне приятно пахнет жасмином, а сиденья из светлой кожи такие мягкие, что хочется остаться здесь жить.
Устраиваю сумку рядом, аккуратно ёрзаю, усаживаясь поудобнее, пристёгиваюсь, пока Орлова за пределами слышимости обсуждает что-то по телефону. Смотрю на неё, красивую и стройную, в светлом льняном костюме и думаю, что одни её туфли стоят, наверное, больше чем весь мой гардероб вместе взятый.
Если бы я не знала, сколько ей лет, какого возраста её сын, никогда бы не дала ей сорок восемь. Тридцать максимум! Но подумать о чём-то ещё мне не даёт сама Анфиса Игоревна, которая, закончив наконец разговор, занимает место рядом и хозяйским жестом обхватывает руль.