Невинная для палача
Шрифт:
Больше в нем скрыто.
А я хочу разобраться.
Жаль, что я не додумалась у Ясира попросить номер Валида. Я ведь тоже могу ему позвонить? Он может быть занят, но ничего. Отвлечется от своих шл… Развлечений.
Я не понимаю, откуда эти мысли берутся в голове. Сама придумала, сама обиделась. Но вытравить их не получается. И с каждой секундой всё больше верю в эту теорию.
Я разбираю еду, прячу всё в холодильник. В горло кусок не лезет, только пью чай. Кружку за кружкой, пока за окном не начинает темнеть.
Открываю заметки, набираю первые строчки. Просто записываю всё, что помню за эти последние дни. Как приехала в тюрьму, как меня похитили…
Я не собираюсь писать статью про это, конечно. Но, с другой стороны, можно. Упустив пару маленьких деталей. Или совсем не маленьких, если оценивать ту дубинку честно.
Но писать – это верный способ отвлечься. Погрузиться в привычную работу, утонуть в буковках, а не думать о плохом. Пусть я никогда не публиковалась, но мечтала, чтобы мою статью прочитали тысячи людей.
Вдруг это действительно материал на миллион?
И тогда мне позволят освещать другие события…
Я резко подскакиваю, слыша грохот в прихожей. Настолько погрузилась в мечты, что ничего не слышала. А теперь понимаю, что в доме кто-то есть.
Что-то падает, раздается дикая ругань, от которой уши краснеют. Валид, никаких сомнений. Только у него словарный запас настолько богатый, что добрую минуту матерится, а не повторяется.
Хочу сбежать в спальню, но для этого придётся проскользнуть мимо мужчины. Набираюсь смелости. Сделаю всё быстро. Но стоит выскочить в коридор, как я тут же натыкаюсь на Палача.
– Блядь, маленькая, ты не вовремя, – морщится, держится за стенку. – Иди к себе. Сейчас же.
– Я и планировала. А ты… – осекаюсь, шумно сглатываю. Замечаю, что руки мужчины испачканы чем-то красным. – Это кровь? Ты… Боже, ты кого-то убил, да?
– Нет. Вали давай.
– Если не убил, то… Ты ранен?!
Палач морщится, посылает мне убийственный взгляд. Но я не реагирую. Взгляд приклеен к мужчине, сканирует раз за разом. Ищет какие-то аргументы. Не может Валид быть ранен, это…
Не может и всё.
Но только сейчас замечаю непривычную бледность загорелого лица, сжатую челюсть. Хасанов держится, но боль проскальзывает. Мужчина отталкивается от стены, сжимает ладонь в кулак.
– К себе иди, блядь, – цедит, хватая меня за запястье. Багровые полосы остаются на коже. – Ну? Мне повторять надо?
– Нет, но…
– Тогда замолкни и исчезни. Не до тебя сейчас.
Грубость Валида бьет по щекам, я сглатываю. Понимаю, что мешаю сейчас, но всё равно хочется сказать что-то обидное. Ударить словами в ответ, потому что Палач – редкостное хамло.
Вздыхаю, разворачиваясь. Поспешно ухожу на второй этаж, но всё равно прислушиваюсь к звукам внизу. Вздрагиваю каждый раз, когда что-то падает.
Ему к врачу нужно!
Тру пальцами запястье, стирая красный след. Нужно пойти в ванную, но сижу на краю кровати. Почему-то пошевелиться страшно. Будто тогда непременно произойдет непоправимое!
Палач наверняка сам влез в драку. Своими преступлениями занимался, нарушая закон раз за разом. Должен был понимать, что когда-то получит ответ.
Сам виноват!
Но всё равно нервничаю.
Если Палач умрёт – что со мной тогда? Я только о своей жизни беспокоюсь, естественно. Вот как отпустит, так сразу пусть помирает. Совсем неважно.
Изо всех сил себя пытаюсь убедить.
Дверь распахивается, я подбираюсь. Внимательно слежу за Валидом. Тот стягивает футболку. Шипит, когда ткань цепляется за рану. Стоит мужчине повернуться спиной, как я её вижу.
Залита кровью, невозможно рассмотреть насколько большая. На левой лопатке. Красная струйка сочится, стекает по спине. Заливает край татуировки.
Металлический запах щекочет рецепторы, меня начинает подташнивать. А Палач словно не замечает ранения. Двигается чуть рвано, быстро, но в целом – словно всё нормально.
Только я замечаю, как пошатывается. Вздрагивает, когда мышцы натягиваются, стоит расстегнуть джинсы. Оставляет их, разворачивается ко мне. Недовольно морщится.
Кажется, только сейчас понимает, что не один в комнате.
– Я тебе сказал к себе идти, – недовольно фыркает, падая на кровать. – Это моя спальня, маленькая. Прости, натянуть прямо сейчас не смогу. Но если прям дико хочешь, то отсосать можешь.
Я пропускаю мимо эту пошлость. Если Палач может грубить, значит, всё не так уж плохо. Вот если вдруг начнет со мной нормально разговаривать, тогда можно переживать.
– Ты не обработал раны? – спрашиваю аккуратно. – Нельзя так просто оставить рану открытой.
– Забей. На мне всё как на собаке – заживает быстро.
– Ты потерял кровь и…
– Блядь, лапуль. Я был уверен, что ты журналистка, а не врачиха. Перепутал походу?
– Нет, но…
– Вот и не базарь лишнее. Я сам разберусь. Либо съебывай, либо молчи.
Подгребает под себя подушку, прикрывает глаза. Пальцы зудит от желания ударить этого бандюгана. Желание, поближе к ране. Чтобы как можно больнее сделать.
А кто говорил, что я не кровожадная?
– Если ты умрешь, то что со мной будет? – спрашиваю, облокачиваясь на изголовье. – Не будь эгоистом, сделай что-то со своей раной.
– Маленькая… Блядь, так сложно заткнуться? Если тебе нечем занять рот – ты только скажи.
– Ты в обморок свалишься быстрее, чем что-то сделаешь. Валид, я ведь серьезно, – двигаюсь к нему, нерешительно прикасаюсь пальцами к широкому лбу. – Горячий.