Невинная для Варвара

Марика Ани

— Сколько у тебя ещё предметов не закрыто? — спрашивает Натан, помогая мне снять платье.

— Ещё два. Завтра очень важный день. И, наверное, я провалю этот экзамен у Петра Данииловича, — вздыхаю, передёргивая плечами от просыпающихся мурашек.

— Он тебе автомат поставит, — подбадривает муж, целуя в шею.

— Мне бы твою уверенность. Боюсь, оставит на пересдачу и вместо новогодних праздников, буду ездить в универ ловить профессора.

Платье с лёгким шелестом падает к моим ногам. Вскрикиваю, потому что один варвар

меня слишком резко на руки поднимает. И, перешагнув наряд, несёт к кровати.

— Так не пойдёт, Цветочек, — Натан роняет прямо на матрас и на вытянутых руках нависает. Обнимаю за шею, корябаю пальцами лёгкую щетину на подбородке. — Никаких пересдач, Жасмин. Ты должна уложиться до тридцатого декабря.

— Иначе ты меня любить не будешь? — дую губы, заранее обижаясь.

— Дурочка, что ли? Даже если тебя отчислят пинком под твой аппетитный зад, не перестану любить, — Нат оставляет быстрый поцелуй на губах и опять вытягивается. — Но у нас жёсткий график. Тридцатого срочный вылет.

— Опять какая-то важная встреча? — хмурюсь и заранее сетую на трудоголизм мужа.

— Очень важная, — со всей серьёзностью отвечает мужчина и опять целует теперь в уголок губ. — Встреча одного Цветочка с морем и солнцем.

Непонимающе хмурюсь, удерживаю его. В синие глаза смотрю, перевариваю услышанное.

— Мы летим отдыхать куда-то? — наконец бормочу, аж сердце замирает от собственной догадки и будущего путешествия.

— Отдыхать, загорать, плавать и очень-очень много заниматься сексом на горячем песке, — усмехается Натан.

— Это негигиенично…

Меня затыкают самым действенным способом — поцелуем. Я, в общем-то, совершенно не против. Очень даже за.

Эпилог. Натан

— Это что такое? Илана! — рявкаю я, осматривая небольшую кучку аккурат в центре бежевого ковра.

— Это не я! — тут же возмущается дочь. — Это Пушинка.

— Кто? — всем корпусом разворачиваюсь к восьмилетке. Ребенок на вытянутых руках протягивает мне пушистого щенка. — И откуда в нашем доме появилась Пушинка?

— Дядя Саид подарил. Красивая?

— А это кто убирать будет? Красивая?

— Ты, — невозмутимо отвечает малышка и гордо удаляется в детскую.

Приплыли. Только собачью неожиданность не убирал. Матеря под нос Валиева, иду за пакетами, бумажными полотенцами и порошком.

Нет, а главное, в какой момент случилось так, что я из трудоголика-юриста, прожигателя жизни и грозу всех ночных клубов в домохозяйку превратился? Помню, около восьми лет Жасмин плакала громко и навзрыд. На третьем курсе забеременела, хотя мы предохранялись. Учебу любимую оставлять не хотела, ведь столько прошла. Ну я и ляпнул, что в декрет выйду вместо неё.

Илана родилась, потом Адам, а дальше как в тумане. Вот и пролетело время. Жена интернатуру заканчивает. А я

с детьми сижу… Сидел. Благо они уже подросли, Илана уже во втором классе, на гимнастику ходит. Адам в подготовительной группе в саду.

— Валиев, сука! — рявкаю в трубку, как только друг отвечает на звонок. — Что за дворнягу ты моей дочери подсунул! Не привезу больше её к вам.

— Сам ты дворняга! — огрызается Саид. — Радуйся, в твоём доме хотя бы что-то элитное появилось. Кавказская овчарка, клубная и родители — сплошь призёры выставок.

— Да через полгода твоя элитная клубная вымахает выше моего ребенка и сожрёт её на завтрак. И Адамом закусит. Приезжай и забирай! — перебиваю.

— Нет, дети должны расти с животными. Я тебе суку дал. У Асланова вообще кобель. Всё, до выходных.

— Слышь, заводчик хренов! — шиплю, но Валиев уже отключается.

Сжимаю в кулаке телефон и иду на поиски семейства. Дети в кой-то веки друг друга не убивают. Со щенком дружно возятся в детской. Илана учит Адама правильно гладить и не таскать за хвост животину.

Добрая у меня девочка. Вся в мать пошла, всех бедных, косоглазых, хромых, больных животных в дом тащит. А мы их пристраиваем, пока ребенок в школе и придумывает разные истории чудесного исцеления.

Адам другой. Упрямый и вредный. Даже немного агрессивный и напористый. Считает себя старшим и очень обижается, когда его авторитет Илана подрывает. Тут-то они и дерутся не на жизнь, а на смерть.

— А мама скоро придёт? — спрашивает дочь, заметив меня.

— У неё ночная смена. Утром придёт, — сажусь на корточки и обнимаю ребенка. Адам тут же теряет интерес к щенку и тоже идёт потискаться. Как же так, сестре внимание, а ему — нет. Непорядок.

— А мы возьмём Пушинку завтра на праздник?

— Возьмём, конечно, и Валиеву отдадим. Наша квартира на Пушинку не рассчитана, — хмыкаю, подняв детей, иду на кухню. Ужинать пора.

Адам брови хмурит, а дочь готова сырость развести. Но я не ведусь на детские слёзы. Ещё и няне достанется за то, что привезла детей вместе с щенком, не сказав ни мне, ни Жасмин.

Грею детям пиццу и отвлекаюсь на трель дверного звонка.

— Та дам! — раскинув в стороны руки, улыбается жена.

— Не понял, ты же на смене должна быть, — притягиваю к себе, шумно вдыхаю её неповторимый цветочный запах. Черт, десять лет прошло, а я до сих пор тащусь от неё.

— Сертификат окончания интернатуры, — вручает мне документ малышка и, подтянувшись на носочках, обнимает за шею. — Я решила закончить с учебой и не идти на ординатуру.

— Почему? Ты же мечтала стать хирургом.

— Ма-а-а-ма! — кричат на разный лад дети, услышав наши голоса и оттолкнув меня, облепляют женщину.

Жасмин перед ними на корточки садится, обнимает, целует. Светится вся, улыбается радостно, воркует. Смотрю на их возню с глупой улыбкой, сертификат этот верчу в руках.