Невинная Настя или 100 первых мужчин

Тополь Эдуард Владимирович

— Алло!

А это был Петр, он говорит:

— Настенька, солнышко, может быть, ты все-таки не пойдешь на эту свадьбу?

То есть он мне не запрещал, не просил не ходить, но для него это было больше чем просьбой. А я, как полная ку-ку,

говорю:

— Да ты что! У меня же два платья специально для этой свадьбы!

А он опять, но уже как бы в шутку:

— Настя, а ты вообще еще помнишь, как я выгляжу?

То есть с намеком, что мы уже больше месяца не виделись — весь август и половину сентября. Но я все равно не врубаюсь, я же на венчание спешу, на мне такой прикид клевый, я должна его всем показать! И я говорю:

— Петенька, лапуля, давай завтра созвонимся, хорошо? — и чуть ли не бросаю трубку, потому что внизу, в машине, меня папа уже полчаса ждет. Это был наш последний разговор. В ту же ночь и, может быть, как раз тогда, когда я с Володей на лавке в парке трахалась или в кладовке на столе, мой Петя, как выяснила экспертиза, выпил чуть ли не пол-литра французского коньяка, сел за руль своего нового «форда», разогнал его на Ярославском шоссе и на скорости 120 километров в час врезался в столбы на Северянинском мосту. Смерть, сказано в медзаключении, наступила мгновенно.

39

Как я в церкви рыдала, значения не имеет, потому что нисколько меня не оправдывает. А говорю я вам об

этих слезах только по одной причине. В этой церкви, во время отпевания, когда я видела перед собой гроб с Петром, у которого все лицо было в гриме, потому что он очень сильно разбился, я напрочь убила себя прежнюю — я уже знала, что это он своей жизнью заплатил за мои грехи, а еще точнее — что это моя судьба, испробовав все способы остановить мои приключения, сделала свой последний ход. И, выйдя из церкви, я продолжала плакать, но уже не по Петру, а по себе, потому что я мертвому Пете дала обет уйти в монастырь. И слезы просто сами струились, я не могла их остановить ни на улице, ни в метро. Правильно говорят, что когда звонит колокол, не думай, что он звонит по кому-то, он звонит по тебе. И когда мы плачем о ком-то, то на самом деле мы все равно плачем не о ком-то, а жалеем самих себя. А в метро, в вагоне, было пусто, и какая-то женщина мне говорит:

— Девушка, ну что вы так плачете? Что у вас случилось?

Я поднимаю глаза, смотрю на нее, а у нее в руках книга «Новая Россия в постели», которую Петя не раз советовал мне почитать, и на книге крупно ваша фамилия. И меня как ударило: это же мне от Пети знак, что я должна у вас совета спросить, как мне дальше жить. Уходить мне в монастырь или что мне делать? Пожалуйста, ответьте мне, я вас очень прошу!