Невинность по контракту
Шрифт:
Мы виделись ежедневно. Я с трудом заставлял себя не начинать каждую нашу встречу со фразы: «Ты вспомнила что-нибудь? Меня вспомнила?»
По опыту знал, что если я так буду наседать, выпытывать или вообще буду пытаться достучаться до нее, Маша станет вредничать, кукситься, откажется разговаривать и даже смотреть в мою сторону не будет.
Зато она любила, когда мы гуляли по зимнему парку, разговаривали о постороннем, об отстраненном. Маша любила слушать мои рассказы о себе, но издалека. Стоило затронуть тему, касающуюся нашего общего
Я хотел бы свозить ее к семье, но не знал, стоит ли?
Она только начала улыбаться и смеяться над моими шутками, и вдруг такое потрясение. Вдруг вспомнит? А вдруг не вспомнит? Маше рожать скоро, не хочу тревожить…
Главное, что опасность миновала, враги повержены.
Даже самые мелкие, что решили возникать, устранены.
Венера, в том числе. Когда она поняла, что ее участие во всем раскрыто, она поспешила быть поближе к Самвелу. Закономерно, когда избавились от него и большинства его прихвостней, зацепило и ее, до больницы не дотянула, скончалась…
Да и хер с ними. Хер на все. Мне вообще как-то на все похер, одного хочу — любви ответной. Вспоминаю, как много Машенька мне давала тогда, когда я не заслуживал этого, в особенности, когда не заслуживал, рыдать хочется, побитой сучкой на землю упасть, в эмбрион скрутиться и просто выть от бессилия что-то изменить.
Но опускать руки нельзя.
У нас скоро сын родится.
Сынишка…
Поэтому я прихватил очередной букет цветов и отправился к Маше.
***
На этот раз, показалось, будто она меня даже ждала. Нет, не показалось! При моем появлении она поднялась и, придерживая рукой живот, пошла навстречу.
— Добрый день, Тигран.
— Привет…
Я жадно впился взглядом в ее посвежевшее личико, на щеках взволнованный румянец. Хотел отыскать во взгляде что-то, но Маша отвела взгляд в сторону.
— Ко мне приходил врач, — сообщила она. — Петя не говорил, что будут дополнительные врачи. Зачем они? С моей беременностью все хорошо!
— Привет, Маша. Давай прогуляемся, пообедаем… Объясню, что к чему.
— Я не хочу объяснений. Просто не хочу врачей и их обследований, тошнит от клиники. Вот и все. Если ты и этого не можешь, зачем таскаешься ко мне постоянно и врешь, как будто любишь! — обиделась.
Я проглотил ком обиды. Запомнила мои объяснения и все то, что я пытался до нее донести в первый день. Запомнила, но озвучила таким голосом, будто ни капельки не верила. Да и с чего бы ей верить, если не помнит?
Это лабиринт! Я был готов биться головой о стены.
— Не злись, прошу. Врачи поспешили. Сначала они должны были обсудить это со мной…
Маша посмотрела на меня так остро, что в груди заполыхал жар надежды, будто она все помнила!
— С тобой? — усмехнулась.
— А я прежде
Задержал его внутри вместе с дыханием, которое рвалось из грудины.
Нет, не помогало! Не помогало. Мне срочно надо было выпустить это… Рожу набить кому-нибудь. Сломать… Агрессия от понимания своей бессильной позиции взяла верх.
— Маша, иди… К себе. А я…
— Как же наша прогулка? Мне одной гулять? Тигран…
Пальцы Маши коснулись моих пальцев, сжатых в кулак.
Меня шибануло, как от удара током.
Прожгло насквозь невинным касанием.
Все прочие мысли вылетели на хрен из головы.
Я уставился на ее пальцы, на свои… Чуть в штаны не спустил — это впервые, когда ОНА меня САМА коснулась.
До этого я сам лез к ней под предлогом поддержать под руку или подать предмет, чтобы хоть на мгновение коснуться.
Но сейчас… она… сама…
Я резко развернулся схватил ее руку и зажал в своей ладони. Надо бы деликатнее, но куда там, меня на клочки рвало от жажды. Второй рукой я обхватил Машу за талию, ставшую шире из-за беременности, притянул к себе. В меня уткнулся беременный животик.
— Гулять, говоришь? А еще что хочешь? Что хочешь, Малая? — погладил по щеке.
Она порозовела, приоткрыла губки и меня туда потянуло магнитом.
Все предохранители к чертям слетели. Забылся.
Едва не ткнулся своими губами в ее, но натолкнулся на ладошку и застыл.
Да. Конечно.
У меня рожа… без слез не взглянешь…
— Тебе противно на меня смотреть? — и сам же ответил. — Конечно, противно.
— Дело не в лице, послушай…
Маша попыталась сказать еще что-то, глаза растерянные, в них даже сомнение промелькнуло.
Но я быстро отстранился, взял букет, который до этого небрежно бросил на диван в холле, всучил в руки Маше.
— Извини.
— Тигран!
— Потом… — выдавил из себя и быстро удалился, выбежал из больницы, забыв про пальто.
Холод куснул лицо, щеки, обжег нос.
Глаза защипало. От снежинок, наверное.
Осточертело. Все. Я так не могу больше!
Ноги задрожали. Обессиленно сполз, рухнул на ступени.
Укусил свой кулак, чтобы не скулить. Второй рукой провел по лицу, нащупал узелок от специальной нити, которой сшивали. Кое-где уже рассосалась, но в некоторых местах…
Захотелось содрать. Содрать все. До мяса!
Рожу, года, опыт… Дерьмо все… Собственную жизнь содрать, выстирать и, может быть, тогда… Может быть, потом…
— Ты забыл пальто. И шапку тоже. Я не нашла шейный платок. Ты больше не носишь шейные платки, Тигран?
Что?!
Я застыл. Потом медленно-медленно повернулся. Маша стояла одетая на прогулку, держала в охапке мое пальто и меховую шапку, часто дышала, роняя слезы.
— Прости! — заревела. — Я больше так не могу… Прости!