Невинность, знания и ощущение чуда: почему мы перестали удивляться миру, как это было в детстве?
Шрифт:
Так было в случае с мадам Кюри – это самый известный пример. Она была первой женщиной, получившей Нобелевскую премию. Мария Кюри три года работала над одной математической задачей. Она подходила к ней со всех сторон, рассматривала под разными углами, но ничего не происходило – задача казалась неразрешимой. Однажды она работала до поздней ночи, до двух часов, и в итоге отказалась от своей затеи, подумав: «Я впустую потратила три года, я могла совершить многие другие открытия. Эта идиотская задача так же упряма, как и я. Я тоже упряма, но теперь
Мария Кюри не могла поверить в случившееся.
Ее мужа не было дома, он уехал отдыхать с друзьями. Никто из слуг не мог этого сделать. Более того, комната была заперта изнутри.
Тогда она присмотрелась повнимательнее и узнала свой собственный почерк. Затем постепенно мадам Кюри стала вспоминать, что ей снился сон, в котором она работала над задачей и решила ее. Возможно, во сне она встала и записала ответ, который ей приснился, – чтобы не забыть его утром.
Подобное случалось почти со всеми великими учеными.
Так что ты прав: у ученого нет права утверждать: «Это мое открытие». В каком-то смысле, это не его открытие; в каком-то смысле, само существование выбрало его в качестве способа передачи. Но он был выбран потому, что усердно трудился и подошел к точке, в которой стало возможно расслабление – полное и тотальное расслабление. Если вы находитесь в этом тотальном расслаблении, существование открывает свои секреты. Понимая это, вы можете увидеть многие подтексты: в этом отношении наука и религия совершенно одинаковы.
У них могут быть разные объекты – наука может смотреть вовне, религия может смотреть внутрь, – но открытие в науке или в религии случается в одном и том же состоянии, при полностью расслабленном уме. Или, используя слово из мистики, – состоянии не-ума, потому что когда ум полностью расслаблен, то ума нет, и окно открывается.
Ум – это блок. И как только ума больше нет, вы начинаете видеть то, что всегда было перед вами и что толстый слой мыслей не давал вам разглядеть. Вы не были способны видеть. Ты спрашиваешь, как можно непрерывно жить в этом чудесном, в этом непознаваемом.
В тот момент, когда вы спрашиваете «как», вы просите рассказать о технике, но никакая техника невозможна. Все техники – это усилия. Поэтому сгодится любая, просто выполняйте ее настолько искренне, чтобы однажды подойти к точке, в которой вы отбросите ее. Потому что это главное – отбросить.
Есть сто двенадцать методов медитации. Но главное – это не медитация, главное, что после всех этих ста двенадцати методов происходит одно и то же. Вы выполняли их до изнеможения. Вы поставили на карту все, и теперь – осознав, что у вас больше нет сил, больше нет никакого желания, – вы расслабляетесь. Все усилия отброшены, все техники забыты.
В
Вы его часть, вы всегда были его частью. Непознаваемое – это не что-то отдельное от вас, это ваше сердцебиение. Ваше сердцебиение синхронно с сердцебиением вселенной.
Но позвольте мне снова напомнить: сначала вы должны сделать все возможное – ничего не жалея, не думая о том, зачем вкладывать в это так много энергии, раз в итоге придется все отбросить. Нет, вы должны быть всецело погружены в это, как будто бы одно усилие подарит вам истину. Только тогда однажды – уставший, истощенный, побежденный трудами – вы расслабитесь.
Вы не знаете, что глубина расслабления будет зависеть от глубины вашего усилия. Если усилие было на сто процентов тотальным, тогда и расслабление будет на сто процентов тотальным, а с тотальным расслаблением вы перемещаетесь в чудесное, в непознаваемое. Тогда это ваш мир. Тогда вы дышите им, вы живете в нем.
Вот что мы называем предельной реализацией – просветлением.
Я понимаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что интеллект является барьером на пути к самореализации. Но, пожалуйста, объясни подробнее, что ты под этим подразумеваешь.
Мне очень интересно слушать твои лекции. Они совсем не лишены интеллектуальности, и их можно было бы назвать интеллектуальным мастерством. Более того, ученый не может отбросить свою долю знаний, на которых базируются его суждения: естественно, его суждения должны быть объективными. Я чувствую, что, должно быть, неправильно тебя понял.
Явыступал не против разума или интеллекта, а против интеллектуальности, – а это совершенно иное явление. Когда кто-то отождествляется со своим интеллектом, рождается интеллектуальность, когда кто-то остается хозяином, не отождествленным со своим интеллектом, рождается разум. Интеллект тот же самый. Все зависит от того, отождествляетесь ли вы с ним или же остаетесь по отношению к нему трансцендентным. Если вы идете по первому пути – это интеллектуальность, если по второму – это разум.
Разум чрезвычайно важен, но интеллектуальность – это барьер. Это барьер даже в мире науки. Интеллектуальность может в лучшем случае дать вам философов, мирских людей, которые продолжают прясть, ткать полотно мысли, не имеющей какой-либо практической ценности.
В научной работе разум должен быть сфокусирован на объективном мире, в религиозном исследовании разум двигается внутрь. Это тот же самый разум, меняется лишь направление. В науке объект, внешний объект является целью; в религии приключением становится ваша субъективность, ваш внутренний мир. Разум один и тот же.
Если вы станете интеллектуалом, то не будете ученым. Вы лишь будете писать историю науки или философию науки, но сами не будете ученым, исследователем, изобретателем, первооткрывателем. Вы будете просто накапливать информацию. Да, это тоже может быть полезно. В том, что касается внешнего мира, даже информация имеет определенную ограниченную пользу, но во внутреннем мире от нее нет никакого толка. Она – барьер, она отрицательно влияет на внутренний опыт.
Ты говоришь: «Я понимаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что интеллект является барьером на пути самореализации».