Невинность
Шрифт:
За первые восемь лет моей жизни я видел только двоих живых, и этот мужчина стал первым увиденным мной мертвецом. Он не предлагал отдать свою жизнь взамен моей, но судьба пощадила меня, забрав его. Возможно, он услышал голос охотника, но не его слова, а если ничего не услышал, то вошел в заброшенный дом из чистого любопытства. Каждая жизнь – моток нити, которая разматывается из года в год: именно на этой нити мы и висим, не зная, когда она оборвется.
Я поблагодарил его и закрыл ему глаза.
Если бы охотник спрятался где-то поблизости, он бы уже напал на меня. Тем не менее я все равно не пошел по траве, а вернулся в лес и осторожно обогнул луг. Облака затянули небо, и в этом тусклом свете деревья уже не сверкали, как прежде, в их убранстве добавилось коричневого цвета, чего я не заметил этим солнечным утром. Платаны, быстрее других сбрасывающие листву, почти обнажились, вздымая к небу черные ветви.
Домой я отправился другим маршрутом, гадая, действительно ли охотник вернется и отберет у меня лес. Ведь тогда у меня не останется ничего – ни дома матери, ни девственной природы. Но решил не думать о грустном и вскоре, как бывало всегда, радовался пребыванию в лесу.
Увидев волка, сидевшего на скальном выступе на вершине холма, я сразу понял, что именно этот волк предупреждал меня о появлении охотника.
Мы долго смотрели друг на друга, а потом я сказал:
– Если хочешь курицу, пойдем со мной, я угощу тебя вкусным обедом.
Он склонил голову налево, потом направо, словно пытался понять, куда я клоню.
– Будем друзьями? – Я присел, протянул руку.
Возможно потому, что он принадлежал природе, а я – двум мирам, лапу он мне не подал. Но последовал за мной, когда я поднялся и зашагал вниз по склону. Через какое-то время мы вышли к ручью, не к тому, по которому я уходил от охотника, а красивому, журчащему по каменистому руслу. Я встал на колени и пил прямо из ручья. Пока не утолил жажду.
Волк стоял, наблюдая за мной. Лишь когда я напился и встал, сам подошел к ручью, выше по течению, соблюдая правила лесной гигиены, опустил морду в воду и начал пить.
Мы двинулись дальше. Хотя день выдался прохладным и отсутствие солнечных лучей не настраивало на веселый лад, птицы заливались на все голоса. Через какое время, когда я оглянулся, чтобы посмотреть, не остался ли я в одиночестве, выяснилось, что к первому волку присоединился второй. Они шли с высоко поднятыми головами, каждый вилял хвостом, а их улыбки однозначно говорили о том, что их планы касательно меня отличаются от планов сказочного волка, которые тот строил в отношении Красной Шапочки. Я их не боялся, продолжал идти, а когда повернулся еще раз,
К тому времени, когда я добрался до двора, окружающего дом матери, стая увеличилась до пяти. Они прошли мимо меня на траву. Один вроде бы игриво поклонился другому, тот ответил, и вскоре они уже катались на траве, притворяясь, что кусаются, гонялись друг за другом. Какой-нибудь из них поворачивался на одной лапе на сто восемьдесят градусов, и преследуемый становился преследователем. Все проделывалось с такой грациозностью, что я смотрел как зачарованный.
Никогда не видел ничего подобного и чувствовал, что представление устроено ради меня. Радостно наблюдал, но знал точно, что меня участвовать не приглашают. Через какое-то время они устали и отбежали к опушке леса, где и остановились, глядя на меня. В сером свете дня их глаза светились теплой желтизной. Я понимал, что играли они не для того, чтобы просто порезвиться, но понятия не имел, что они хотели мне этим сказать.
Высунув языки, со вздымающимися боками, они отвернулись от меня и растворились среди деревьев, бесшумно, как волки из сна могут раствориться в приснившемся призрачном лесу. Я остался один.
Намеревался пойти к сараю-развалюхе, который служил нам гаражом, чтобы посмотреть, какую еду оставила мне мать в корзинке для пикника, но тут увидел флаг – посудное полотенце, – висевший на гвозде, вбитом в столб, поддерживающий крышу крыльца. Мое изгнание закончилось раньше, чем я ожидал.
Несмотря на ужас этого дня и печаль, вызванную гибелью туриста, который своей смертью подарил мне жизнь, я возликовал. В моем присутствии мать не находила себе места, иногда впадала в такое уныние, что даже спиртное и наркотики не могли вытащить ее из глубокой депрессии. Но тем не менее я был ее сыном, и она по-своему любила меня. Редко могла заставить себя прикоснуться ко мне и еще реже смотрела мне в глаза, но при всем этом для меня нашлось место в ее жизни.
В то время я больше всего боялся, что мать умрет, заболев или в результате несчастного случая, и оставит меня одного. Даже такой выродок, как я, страшился полного одиночества в этом чудесном мире, созданном для того, чтобы делить его с другими. Я направился к маленькому, но любимому дому, понятия не имея, что скоро все переменится. Мне предстояло узнать, что самые большие страхи редко становятся явью, поскольку мир – машина, без устали вырабатывающая сюрпризы, и загадки, и… стрессовые ситуации, которые или закаляют, или ломают душу. Судьба уготовила мне жизнь не в этом домике и не в этом лесу, но в диком месте, каковым является любой большой город и мир под этим городом, где мы, которых так мало, и жили, скрытые ото всех…