Невольник мести (Инстинкт бойца)
Шрифт:
– Подкидыш, тебе никто не говорил, что ты дурак? – успокаиваясь, спросил Чернов.
– Будешь тут дураком, когда над головой ножи летают. Пантера, – позвал Найденов приятеля, – потренируйся на нем, – Подкидыш кивнул на долговязого лейтенанта Скумбатова по кличке Один-Ноль. – Только бери правее.
Одноглазый разведчик ухмыльнулся и на шутку Подкидыша не отреагировал. Он посмотрел на часы, потом в небо, прислушался.
– Кажется, летят, – лицо Скумбатова перекосила гримаса. – Готовьтесь принимать поздравления, господа офицеры!
В небе нарастал гул самолетов: «МИГи» торопились
Глава 3
Нехорошее дело
6
Москва, 8 ноября, среда
Полковник Эйдинов возглавлял в Управлении военной контрразведки ФСБ профильный оперативный отдел. Профильный – означал узкую направленность в работе, касающейся преступной деятельности военных. Отдел родился приказом директора ФСБ два года назад, его офис находился в старом здании на Большой Дмитровке, неподалеку от Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории. В состав профильного отдела входило пять групп в основном по пять-шесть офицеров-оперативников в каждой и специальные агенты.
– Нужно проверить кое-что, – Владимир Николаевич жестом усадил напротив себя тридцатилетнего начальника 1-й группы майора Петрова, худого, узколицего, одетого в зеленый полувоенный джемпер «Хольстер» и модные тупоносые ботинки. – Вернее, я хочу с тобой посоветоваться, Толя.
Такая манера общения с подчиненными на первый взгляд говорила о некоторой неуверенности Эйдинова: он отдавал распоряжение, но тут же просил высказать, если имеется, иную точку зрения. Однако все обстояло гораздо проще: считаясь неплохим аналитиком, полковник приплюсовывал себе в актив их идеи.
Эйдинов был на девять лет старше Петрова и как две капли воды походил на скрипача Сергея Стадлера. С его полного открытого лица не сходило постоянное выражение незащищенности. И манера поведения, и внешность полковника служили ему отличной маскировкой.
Буквально с первых же дней работы в отделе Эйдинов столкнулся с проблемами, о которых его предупреждал генерал-майор Прохоренко, исполнявший обязанности руководителя Управления военной контрразведки. В первую очередь это касалось едва ли не полного развала в сфере агентурной работы. Чтобы добыть консультанта по тому или иному вопросу, приходилось изрядно побегать по управлениям на Лубянке. Экономические контрразведчики вежливо посылали на три буквы, офицеры из контрразведки на транспорте посылали еще дальше, простые «контры», которые, собственно, и ловят шпионов, прижимали пальцы к губам и шептали: «Сходи к „военным“. Ах, так ты оттуда...»
Позже Эйдинов отказался от этой практики и заново создал свою агентурную сеть. Получился коротенький строгий поводок. На нем и держалась работа профильного отдела.
– Не напрямую, но дело касается нас, – сообщил Эйдинов подчиненному, поудобнее устроившись в кресле. – Нужно обмусолить полученный материал и подумать, вернуть его или взять в разработку.
Перехватив вопрошающий взгляд Петрова, полковник пояснил:
– Бумаги
Майор принял от начальника тонкую папку и углубился в чтение, слушая короткие комментарии Эйдинова, видимо, внимательно изучившего полученные документы.
Петров пришел в контрразведку из Главного управления по борьбе с организованной преступностью и чувствовал себя на новом поприще так же, как бывший шеф КГБ Серов, в свою время возглавивший 2-е Главное управление Генштаба. Привлечение майора милиции в органы контрразведки было понятно – Петров считался отличным оперативником и имел множество связей в МВД.
– Доказательств никаких, но надо отдать должное капитану Макееву, – одобрительно покивал полковник, – не побоялся парень обратиться в органы. Причем грамотно. Не побежал к вышестоящему начальству или в особый отдел штаба, а пришел в военную контрразведку.
Когда Петров вернул документы и взял предложенную начальником сигарету, Эйдинов спросил:
– Что мы можем сделать, Толя? Для начала давай разберемся в этой запутанной структуре подчинения и переподчинения.
Петров сказал «минуточку» и ненадолго покинул кабинет, вернувшись с огромной папкой, которую разложил перед собой на столе.
– Структура простая, – ответил майор, уже давно и успешно освоивший все тонкости работы в отделе. – Вот 58-й батальон связи, в котором проходила месячная командировка Макеева в Чечне. Он находится в подчинении 2-го (разведывательного) отдела штаба армии. Курирует этот батальон 5-я группа отдела, там занимаются электронной разведкой и контролируют ее во всех дивизиях, входящих в состав армии.
– Это понятно. Меня интересует другое, собственно отдельная рота охраны. Вряд ли она подчиняется командиру батальона связи.
– Обычная практика. В этом батальоне три роты занимаются радиоперехватом, пеленгом, разведкой, а четвертая рота относится к отдельному батальону и только ширмуется охранными функциями. Потому что напрямую она подчинена 3-й группе 2-го отдела. А там пустяками вроде охраны не занимаются. В задачи такой роты входит, к примеру, глубинная разведка. Вот только зачем в батальоне связи матерые диверсанты? – спросил он шефа.
– А здесь вообще все просто, Толя, – отозвался полковник. – Таким спецам любая задача по плечу. Заметь, пеленгация и радиоперехват – важнейшее звено в армейских структурах. Но все уж больно сложно, запутанно. Давай поговорим об этой отдельной роте. Допустим, два взвода несут чисто охранные функции, а два других специализируются на глубинной разведке – совершают рейды, выявляют базы террористов, сообщают координаты и так далее. Допускаешь такое?
– Вполне.
– Пойдем дальше, 2-й отдел штаба армии подчинен 2-му управлению округа, тот 2-му главку Генштаба. А командует этой ротой на месте дислокации майор Казначеев – не капитан или старший лейтенант, а майор. Он получает приказы от управы, которой подчинены диверсионные и добывающие агентурные сети вплоть до групп войск, которую мы и имеем в Чечне. Понятно, что отдельная рота при батальоне связи – это прикрытие, ширма, как ты правильно заметил. Вот по этому бурелому нам и предстоит прогуляться, выявляя связи командира роты.