Невольные каменщики. Белая рабыня
Шрифт:
— У меня юбилей, — сказана Элен и подняла наполненный лакеем бокал.
— Очень, очень интересно, — дон Франсиско тоже потянулся за своим бокалом, в котором последние пять лет не бывало ничего, кроме ключевой воды.
— А ты, Мануэль, а ты? — чуть укоризненно обратилась к брату Аранта. Тот сидел по-прежнему напряженно и неудобно, в той позе, в которой его застало появление Элен. Побуждаемый взглядами присутствующих, он тоже велел налить себе вина.
— Мы ждем! — дон Франсиско тряхнул париком и стариной одновременно. Он был убежден, что повод, который объявит сейчас эта красавица англичанка, будет очень радостным
— Сегодня ровно пятьдесят девять дней, как я нахожусь в заточении в вашем замечательном дворце.
И Элен с удовольствием выпила.
— В заточении? — переспросила Аранта, еще продолжая по инерции улыбаться и поворачивая голову то к отцу, то к брату в надежде, что кто-нибудь из них объяснит смысл шутки.
— Да, да, — сказала Элен, беря в руки ложку и приступая к черепаховому супу, — почти два месяца назад ваш сын и брат привез меня на ваш остров и заточил на третьем этаже, вместо того чтобы отправить к отцу, как он обещал.
— Но, братец… — глаза Аранты сделались совершенно круглыми, а глаза дона Мануэля в этот момент, наоборот, превратились в две щелки.
— Но, братец, ты ведь говорил — в гости…
Дон Франсиско поставил свой бокал и теперь раздосадованно накручивал локон парика на негнущийся подагрический палец.
— Но, мисс, честно говоря, мне не хотелось бы, чтобы вопрос ставился таким образом. Здесь, возможно, какая-то путаница.
— Нет, милорд, по-другому я поставить этот вопрос не могу, и эта, как вы выразились, путаница, имеет ко мне слишком непосредственное отношение. Верю, что вам неприятно меня слушать, но для того, чтобы все назвать своими именами, я должна сказать вам, что ваш сын и брат…
Аранта испуганно прижала ладони к лицу.
— Негодяй и лжец. И никакой путаницы тут нет. А есть умысел. Ничего себе — перепутать Санта-Каталану и Ямайку, испанскую колонию с английской!
Дон Франсиско тяжело задышал.
— Здесь же он держит меня под замком. Не знаю, что он рассказал вам, но вы, нормальные люди, неужели ни разу не задумались о том, что порядочные девушки, тем более губернаторские дочки, не шляются по чужим островам со столь продолжительными визитами…
Лицо дона Франсиско потемнело, и он стал медленно валиться с кресла.
Аранта и дон Мануэль бросились к нему.
— Папа!
— Врача!
Когда хрипящего старика унесли, дон Мануэль негромко, но отчетливо сказал Элен:
— Вы пожалеете, что устроили эту сцену.
— Дон Мануэль, вы угрожаете беззащитной девушке, находящейся в полной вашей власти?!
— Нет, я вас жалею. Скоро вы поймете, что я имел в виду.
Вечером этого же дня в комнаты Элен прокралась Аранта. Сабина не знала, должна ли она мешать хозяйской дочке общаться с пленницей, на этот счет у нее не было никаких указаний.
Элен была в своем обычном платье и причесана скромно, по-будничному. В ней не осталось и следа той наигранной утренней победоносности. Увидев вошедшую девушку, она тут же спросила:
— Как себя чувствует дон Франсиско? — Это тронуло Аранту — она очень любила отца.
— Папа болеет давно, потому он и вызвал сюда Мануэля. А сейчас ему чуточку лучше.
Элен взяла Аранту за руку и спросила, глядя ей в глаза:
— Ты веришь, что я не хотела причинить вред твоему отцу?
Аранта захлопала ресницами.
— Да, верю.
— Спасибо
— За что?
— Ты сняла камень с моей души, за это я признаюсь тебе в одной вещи.
Они сели, все так же не разнимая рук, на банкетку.
— Я затеяла все это, чтобы навредить твоему брату.
Аранта снова захлопала ресницами.
— Ты не любишь его?
— Наверное, тебе это не понравится, но я скажу тебе — я ненавижу его.
— Мануэля? — зажала Аранта в ужасе руками рот.
— Всеми силами души.
— Но за что?
— Он разлучил меня с любимым человеком.
— Мануэль?
— Да, твой любимый брат, Мануэль.
Аранта сидела, съежившись и слегка покачиваясь, в глазах у нее были боль и испуг.
Элен погладила ее по плечу.
— Я знаю, ты его очень любишь.
— Да, очень, клянусь святым Франциском, он такой, такой он…
— Так вот, я своего тоже люблю, — сказала Элен.
— Мануэль разлучил тебя с братом?
Элен посмотрела В сторону Сабины: та сидела далеко, вряд ли она что-нибудь могла слышать, но внимательно следила за происходящим.
— Послушай, Аранта, я расскажу тебе все, надеюсь, ты поймешь меня…
Глава 16
Фея подземелья
(продолжение)
Когда Энтони просыпался, она была уже здесь, рядом с кроватью, и всегда ласково улыбалась, из глубины черных глаз лился обвораживающий огонь. Он не мог не признать: она была очень красива — и не холодной мраморной красотой. В ней кипела горячая, еле сдерживаемая жизнь. Ее походка была грациозна, ее речи были сладкозвучны и умны, в каждом движении и слове сквозила искренняя приязнь. Но тот факт, что она приходила к нему из того мира, что был для него недоступен, делали каждое ее движение и каждое ее слово подозрительными. Он понимал, что является центром притяжения ее чувств, проще говоря, что он ей интересен, приятен, и это могло бы льстить его мужскому самолюбию, которое сохраняется даже в случае полного беспамятства. Но при всем при этом он чувствовал свою полную беззащитность, он словно был наг перед нею, и это мучительное, ничуть не стихающее со временем ощущение, сводило на нет приятные эмоции от сознания того, что он обожаем красивой девушкой. Это все равно что вызывать интерес и приязнь у тигра, при этом находясь у него в клетке.
Именно ощущение бессилия изводило его больше, чем что-либо другое. И оно коренилось в незнании собственного «я». Человеку нужна хоть какая-нибудь опора внутри. Из невладения тайной собственной личности проистекали и все остальные формы бессилия. Он был неспособен передвигаться вне пределов этого странного подвала, он был неспособен есть и пить, когда ему хотелось бы, — ему, а не человеку, за ним наблюдающему. И самое главное — он не мог ни на секунду остаться один. Даже в многолюдной каменной яме испанской тюрьмы, где люди набиты, как селедки в бочке, где еду бросают через дыру в потолке, у человека есть возможность хоть на несколько секунд, забившись в угол, побыть наедине с собственным отчаянием. Энтони был этого лишен. Даже в те минуты, когда таинственной красавицы не было рядом, он знал, что она за ним наблюдает. Если бы он мог выбирать, он бы выбрал тяготы настоящего заключения взамен нынешнего своего положения.