Невоспитанный трамвай
Шрифт:
Дождутся начальники, напишу куда следует, просигналю. Комиссия приедет, проверит, что и как, и воздаст.
Ага, Лебедев руку переменил — пока менял, кто за него работал?! Щукин на другую ногу начал хромать — симулянт! Раков второй анекдот начал. Передреев локти расставил, чтобы меня не пускать в середку. Сговорились! Шайка лодырей!
Жаль, нет корреспондента или писателя. А то бы пропечатал. Ручной труд в век технической революции! Машин кругом — земля гудит. А мы — голыми руками. Стыд и позор. Всем бы отдавить ноги этим столбом! Куда глядят строители?
Короче говоря, бросаю столб из принципа. Потомки меня поймут, они на моей стороне. Раз… Два… Три-и!
Легковеров разжал руки и сиганул в кусты.
К его великому изумлению, столб никого не раздавил, даже не покачнулся, плыл по-прежнему в руках у его товарищей. Отсутствия Легковерова никто не заметил.
ДОЛЖОК
«Бабурин должен мне рубль! — Семен Семеныч Удалов перелистнул настольный календарь и поставил жирный знак вопроса. — Отдавать не думает?! Нет, я не крохобор какой-нибудь, чтобы из-за рубля шум поднимать, но…»
Он резво закрутил диск телефона:
— Бабурин? Здравствуй, дорогой. Как жизнь?
— В опасности, — не сразу отозвался Бабурин, заставив Удалова похолодеть.
— Ну так ты бы зашел ко мне, перед тем как…
— Не могу.
— Ну так передал бы через кого-нибудь…
— Что передал?
Бабурин ничего не помнил, «Нахал! — сердито размышлял Удалов, положив трубку. — Что бы такое придумать…»
Через час Бабурин сам позвонил:
— Семен, дай два насоса!
— Для тебя, Бабуша, что ни захочешь, — доверительно сказал Удалов и замолчал.
— Вези ко мне — цех затопило! — торопил Бабурин.
У него лопнула магистральная труба.
«Дурачка из себя строит или действительно не понимает, чего я жду?» — Удалов нахмурился.
— Горячая вода-то?
— Тебе какая разница! — возмутился Бабурин. — Дашь два насоса или нет?
— Что за вопрос?! — ответил Удалов. «Зажилил рубль, скотина!»
— Воды прибавилось?
— Ага! Вплавь уже… Кха-кха… Послал насосы?
«На сострадание бьет, — определил Удалов. — А мне каково? Мне, может быть, не легче…»
Через полчаса Бабурин ввалился в кабинет к Удалову и упал, лежал в позе утопленника.
— Без паники, Бабурин, не надо так волноваться! — Удалов склонился над ним. — Выпей воды.
— Не надо, я уже напился, — изо рта Бабурина взметнулся к люстре фонтан воды.
«Так я и поверил! — думал Удалов, делая на всякий случай ему искусственное дыхание. — Если наличными не располагаешь, мог бы по безналичному…»
Бабурин начал синеть так, будто не меньше суток пролежал на дне. Удалову стало не по себе.
— Вставай, Бабурин, слышишь? — попросил он. —
Нельзя было ждать ни минуты.
— Сеня, — слабо откликнулся Бабурин, — я умираю.
«Может, простить ему должок? — Удалов приник ухом к его груди. — Ладно. Считай, Бабурин, что мы в расчете. Аминь! Чего уж там… Я не крохобор какой-нибудь!»
Семен Семеныч с двумя насосами и бригадой слесарей поспешил к месту аварии. Опасения его подтвердились. Вода просочилась, подмыла стены, рухнули перекрытия и погребли миллион.
«Эх, Бабурин-Бабурин, жадина, из-за какого-то рубля?! — глазам не верил Семен Семеныч. — А если б он мне десятку задолжал? Что тогда?»
Удалов оглянулся и погрозил кому-то кулаком в соседнем цехе. Цех дрогнул и обреченно задрожал. Там был Незнамов, который должен был Удалову пять рублей с прошлого понедельника.
ПРИЗРАК НА ТРАКТОРЕ
Едва я миновал проходную завода, как сразу попал под факт, простите, под трактор.
Лежу под картером, вязанка арматурных крючьев уперлась в бок, у головы дрожит цементный раствор. Сомнений нет — где-то рядом строят новый цех. Мне туда надо.
— Вылазь из-под техники, гражданин! — каким-то не своим голосом просит тракторист и тащит меня за ногу. Подхалимски отряхивает снег с пальто, шапку на голову прилаживает. Стоим, курим.
— Жив, вроде? — не верит глазам тракторист и щупает меня за рукав.
— Жив! — говорю и завожу разговор о моей везучести — выходит, мне и паровоз ничто…
Но тракторист не советует:
— Под паровоз не лезь!
— Почему?
— Задавит!
— А ты? С трактором?!
— Считай, что между нами ничего не было!
Меня злость взяла:
— Ну нет! Под суд пойдешь!
Тракторист усмехается:
— Померещилось тебе. Я ведь в натуре здесь, а по табелю — в котловане, землю копаю…
— А кто меня переехал?
— Не видел, не знаю!
Вскочил на трактор и уехал с завода, на свадьбу к племяшу.
Я шарахнулся к стройке. Озираюсь. Приметил возле сваенабивных машин человека, живого, на мираж не похож. Оглянулся на меня и… бежать.
— Стой! — кричу. — Стой! Призрак несчастный.
Дышим сипло, запаленные. Кругом — лес подъемных кранов, металлоконструкции на тросах качаются. Техника как будто на ходу, но попробуй разберись, которая тут только по табелю, а которая на самом деле. Не лезть же опять под механизм?
В прорабской пусто, дверь заперта, свет горит, следы ведут к столу, а за столом никого.
— Ты кто, зачем пришел? — спрашивает кто-то.
— Я, это самое, — говорю, — не по табелю. По табелю-то я не здесь, а на соседнем заводе…