Невостребованная любовь. Детство
Шрифт:
– Лонысь.
– Она сказала тебе, что она его жена или что он её муж.
– Нет, – помотала головой Надя.
– Может, сказала, что они женаты?
– Нет, – всё так же сухо отвечала Надя.
– А чего нос повесила? Ну, приезжала, так приезжала, уехала же.
– Я не хочу чужого счастья.
– Ну, ты и глупая. Посмотри: на десять баб четыре мужика и то из них половина малолетки. Тобой такой орёл заинтересовался, а ты нос воротишь. Многие бабы платить готовы за ночь с любым мужиком, лишь бы забеременеть, а о муже и мечтать не мечтают. Забудь про неё, он
– Я его ещё не видела. Девушка сказала, что они с ним живут.
– Всего-то! – Валя не смогла скрыть своей радости. – Да брось, живут – не живут, язык без костей, главное, что не женаты. Знаешь, помнишь Николая Граханова? Он, оказывается, в районе только работает, а живёт на центральном отделении нашего колхоза. Я ездила тут на днях, встретила его. Мы так хорошо поговорили и погуляли, я ему сказала, что ты замуж выходишь.
– Зачем? Меня вроде никто не сватает.
– Сватает – не сватает, это только от тебя зависит, захочешь – посватает.
Наде стало легче, но из головы ни на секундочку не выходил образ соперницы. Красивая, смелая, хорошо одетая. А она, – правильно сказала когда-то тётя Галя, – замарашка в брезентовом сарафане, который она бессменно носила уже пятый год.
В сундуке лежали два хороших платья её матери. Но что-то непреодолимое в душе Нади мешало ей даже примерить платья матери, которые ей были уже впору. К концу дойки коров и пойки телят приехал Николай и ждал, когда Надя выйдет из базовки. Расстроенный вид Нади не ускользнул от наблюдательных глаз доярок и телятниц. Надя вышла из ворот коровника и, увидев Николая, слегка приостановилась, не зная, как повести себя. Николай сам подошёл к своей невесте:
– Ты щёго, не весёлая такая? – спросил Николай свою суженую, но вместо ответа он услыхал ехидное замечание сзади:
– Вся в мать. Бесстыжие, уже никого не стесняются! Средь белого дня на глазах у всех встречаются.
Николай в одно мгновение словно перелетел через конские сани. Схватил одной рукой за загривок женщину, которая ехидничала, поднял её на вытянутой руке вверх: пуговицы на фуфайке полетели дружно вниз, но женщина из ватника не выпала, висела за счет того, что руки оставались в рукавах, она прижала руки к бокам и верещала разными голосами:
– Ой, ой! Чё, чё деется? Оё, оё! Чё, чё деется! Помогите!
– Не ори, я женщин не бью, – приказал Николай женщине.
Женщина продолжала верещать. Николай встряхнул её, как мешок с мелкой картошкой, та замолчала. Все молча наблюдали за спектаклем, никто не ожидал такой наглости от приезжего.
– Повтори, щё ты сказала о Наде, – женщина молчала.
– Я сказал: повтори, щё ты сказала.
– Вся в мать, – сказала женщина.
– Повтори, щё ты сказала!
Женщина повторила. Николай встряхнул её ещё раз и потребовал, чтобы та ещё раз повторила.
– Вся в мать.
Чуть не плача повторила женщина. Николай ещё раз встряхнул женщину и грозным голосом приказал:
– Повтори, щё ты сказала!
До женщины дошло, что от неё
– Надя хорошая девушка, такая же, как её мать.
– Запомнила? Не слышу. Ещё раз спрашиваю: запомнила, щё сказала?
– Запомнила, – тихо сказала женщина.
– Не слышу, громче говори!
– Запомнила, – громко сказала женщина, боясь пошевелить болтающимися в воздухе ногами.
– Не забудешь и не спутаешься? Не слышу!
– Не забуду и не спутаюсь, – подтвердила женщина.
– Запомни, обидеть её – значит обидеть меня. Запомнила?
– Запомнила!
Закивала головой женщина, голова которой была ниже линии плеч, так выглядело со стороны, ибо фуфайка, за шиворот которой Николай держал женщину на весу, была выше головы.
– Молодец, хорошая бабёнка!
Силач опустил на ноги бедную бабёнку и шлёпнул ладонью ей под зад. Та поспешно отбежала от него, Николай вернулся к Наде, взял её за руку и сухо сказал:
– Пойдём.
– А, может, подождём? – услышал он за своей спиной, обернулся: путь им перекрыли три мужика.
– Подожди-ка, Надежда, ещё щють-щють, – отстранил Николай от себя девушку и с улыбкой добавил, – Не боись, ты же коней на скаку взглядом останавливаешь! Тебе ли бояться? – и с разворота отправил одного мужика в нокаут.
– Вот так-то справедливей будет, а то втроём на одного!
Один из мужиков так же с разворота хотел ударить по лицу пришлого. Николай уклонился от удара, и этот из нападающих по инерции полетел мимо него носом в снег. Второму Николай помог приземлиться на его зад. Тот, что пролетел мимо, успел вскочить на ноги, Николай схватил его за шиворот, своим звериным чутьём уловил, что женщины заволновались, и, не выпуская мужика из рук, вместе с ним отскочил в сторону. Тут же хлестанула оземь жердь, пролетев буквально в сантиметрах от Николая с мужиком. От сильного удара жердь переломилась, одна половина жерди осталась лежать на том месте, где только что стоял Николай с мужиком, а вторую с перекошенной мордой держал в руках тот, который первым получил удар по лицу.
– Ну, ты и дурак! Ты кого хотел убить: меня или этого? – Николай пихнул мужика, которого держал за грудки, к его ногам. Мужик бросил обломок жерди. Плюнул кровавой слюной и пошёл прочь. Николай посмотрел на третьего, тот лёжа скрестил руки на груди:
– Всё, всё – мир!
Когда Николай вернулся к Наде, та, пряча слёзы, укоризненно, как бы упрекая, сказала:
– Треугольник.
До дома дошли молча, молча сидели на разных лавках за столом, который стоял в красном углу там, где эти лавки подходили друг к другу под прямым углом.
– Ну, будет переживать-то! – сказал Николай. – Поженились бы, никто и слова сказать не смел бы. Жили бы втроём в твоей избе, пока Витя школу не закончит. Разве я посмел бы его щем-либо обидеть. После школы уехал бы учиться в город, переехали бы с тобой к моим родителям.
– Я не хочу чужого счастья, – сказала в ответ Надя.
– Не понял? – таким словам искренне удивился Николай.
– Она красивая? – со слезами на глазах на вопрос вопросом ответила девушка.
– Ты о ком?