НеВозможно (Алмазный браслет)
Шрифт:
– Это все чушь! От тебя только требуется сказать им, что я один из ваших художников. Больше им ничего знать не положено. Я не собираюсь выхаживать перед ними в костюме и распивать чаи только потому, что ты продаешь им две дерьмовые картины, которые вообще не надо было продавать. Если они выбрали это дерьмо – раскрой им глаза, объясни, что к чему, предложи что-нибудь достойное и сдери больше денег. Но эти две работы никуда не годятся, и ты это знаешь. Что касается моей одежды, то с ней все в порядке – на мне есть и носки, и трусы. Тебе этого должно быть достаточно. Не рассчитывай, что я стану теперь ходить в костюме, как дрессированная обезьянка.
– Никто и не заставляет. Я только прошу быть вежливым
– Да кем ты себя возомнила? – вдруг взорвался Лайам. – Ты мне не мать. Что хочу, то и делаю. Какое у тебя право мной командовать? Я тебя люблю, Саша, но ты не можешь мне диктовать. Я тебе не подчиненный и не сын. Если честно, я вообще не понимаю, кто я тебе!
Саша была потрясена этим взрывом его ярости. Она не собиралась вести с ним войну. Она знала, что победителя в этой войне не будет. Но и позволять ему так себя вести она не собиралась. Этот парень совсем распоясался.
– Лайам, ты меня поцеловал. В губы! – напомнила она, а он все метал в нее громы и молнии. – И не просто при посторонних, а при моих заказчиках! Это недопустимо!
– Не смей мне говорить, что можно делать, а что нельзя! – огрызнулся он. – Я тебя люблю. Я же тебя просто чмокнул. Что тут такого? Я тебе кто? Игрушка? Мальчик, с которым ты решила поразвлечься? И которого хочешь держать в шкафу? – оскорбился он. Она задела его самолюбие, и сделала это сознательно. Ему придется научиться себя вести, если он хочет оставаться с ней! Задачка не из легких, этого она и боялась. Им было хорошо друг с другом, но они не могут вечно наслаждаться любовью за закрытыми дверями. Рано или поздно им придется выйти в мир – к людям, к делам, к своим обязанностям. А в этом мире установлены жесткие правила. У Лайама же на любые правила аллергия.
– Конечно, Лайам, ты не игрушка, ты уже давно и не мальчик, чтобы не понимать, что ты делаешь… – проговорила Саша. Лайам хотел было что-то возразить, но вдруг расхохотался.
– Ты права! Мне действительно много лет. Но иногда я себя игрушкой и чувствую. С клиентами ты такая правильная и такая ханжа… Почему бы тебе не расслабиться? Может, им бы это тоже понравилось.
– Не тот случай. Вот начинающих художников берут люди другого склада. А эти заказчики ждут, что с ними будут вести себя не просто прилично, но даже чопорно. Если я стану с ними резвиться, они пойдут за картинами в другую галерею. Уж поверь мне. Я занимаюсь этим бизнесом уже двадцать три года. Я еще была совсем маленькая, а уже видела, как это делает мой отец. Тут свои правила игры.
– Как ты меня достала со своими правилами! – проворчал Лайам.
Но он был по натуре отходчивый. Намного отходчивее, чем она. Сегодня он ее просто убил своим поведением. Для Саши это был сигнал, подтверждающий ее опасения. Лайам вывел ее из себя. И все же вечером Саша повезла Лайама ужинать в «Вольтер». Лайам уже успел полюбить это заведение. Туда пускали в любой одежде. Хоть там и бывала светская публика, можно было смело являться в джинсах и кожаной куртке. После большой бутылки вина к нему вернулось добродушное настроение. Но Саша никак не могла отойти от дневной ссоры и чувствовала себя паршиво. Лайам перешел все границы. Так продолжаться не может. В противном случае их отношения очень быстро зайдут в тупик. Весь вечер Саша не могла справиться с плохим настроением, но наутро решила пока не касаться больной темы.
Оставшиеся дни прошли без эксцессов. Бернар заметил в разговоре с Сашей, что Лайам что-то подзадержался в Париже, но о подлинной причине он как будто не догадывался. Саша только сказала, что снимать номер в отеле ему
Выходные прошли без ссор и выяснения отношений. Они сходили в кино, в воскресенье обедали в кафе «Липп», потом пили кофе в «Де Маго». Саша хотела сводить его в бар отеля «Риц», но в джинсах его не пустили. Пустили бы, если бы был постояльцем, что показалось Лайаму особенно глупым. С этим Саша не спорила, но и в «Рице» тоже были свои правила. Зато у Лайама их не было вовсе. Все его правила ограничивались тем, что надо быть искренним и добрым человеком, а на его поведение эти правила не распространялись. Но с Сашей он снова был нежен. И Саша наслаждалась его вниманием, его близостью. Она отдавала себе отчет в том, что сгорает от страсти к этому мужчине, но в то же время ее не покидал страх, что он может выкинуть любой номер и сделать их отношения достоянием гласности, а она к этому была не готова. Уже то, что она позволила ему целую неделю прожить в Париже да еще появляться в ее галерее, было с ее стороны отчаянно смелым шагом. Идти дальше она не собиралась. Это попросту было опасно. Опасно для нее самой, опасно для ее дела.
Вечером в воскресенье Лайам как бы между прочим спросил о планах Саши на следующий день. Она заподозрила, что уезжать он не собирается. Саша в душе не хотела этого, но она прекрасно понимала, что чем дольше длится его визит, тем сложнее будет найти ему объяснение перед сотрудниками. Собственно, больше никто о его пребывании в Париже и не знал. Лайам предложил Саше в понедельник поужинать в компании его друзей в Маре.
– Надо ли это понимать так, что ты хочешь задержаться в Париже?
Он кивнул и улыбнулся.
– Да, если не возражаешь.
Саша мгновение помедлила, а потом неожиданно для себя самой сказала:
– Не возражаю. – А объяснение для окружающих она потом придумает.
Но насчет встречи с его друзьями-художниками у нее уверенности не было, среди них могли оказаться знакомые ей люди. И тут же она вспомнила, что вечер понедельника у нее занят. Лайам был расстроен и даже обижен. Саша поцеловала его и объяснила, что приглашена на официальный прием, устраиваемый одним из важных клиентов. Пару месяцев назад эта семья купила у нее полотно Моне, и Саша не могла проигнорировать такое приглашение. Взять Лайама с собой на официальный ужин, да еще в солидный дом, она не могла, и Лайам понимал это, но все равно дулся. Саша решительно подвела черту, сказав, что приглашена одна.
– Так позвони и скажи, что не сможешь прийти, – предложил он.
Она предпочла не замечать его раздражения.
– Лайам, я не могу. Это мои самые солидные клиенты. – Это была правда.
– А кто тогда я?
– Ты мой любимый мужчина. Но это из другой оперы. Мы же говорим о моей работе.
– А Артура ты бы с собой взяла? – напрямик спросил он. Оба знали ответ. Но Артур был ее мужем, человеком ее круга, солидным и преуспевающим. Артур мог сопровождать ее везде и так и делал. Они с Артуром были ровня, они были семья. Неужели Лайам не понимает этого?!
– Это нечестно, – жестко сказала Саша. – Мы с Артуром были женаты. Он был такой же, как мои заказчики. Он был один из них, он же был банкир!
– А я – малолетний панк! – Он начинал заводиться.
– Нет, – терпеливо возразила Саша, – ты шальной художник, забыл? Сам так говорил. И ты не любишь, чтобы тобой помыкали. Если хочешь надеть смокинг, вести себя в соответствии с приличиями и держаться солидно – другое дело. Рискну появиться с тобой. – Для Саши это была серьезная уступка. Но Лайаму уступки были не нужны. Ему нужна была свобода. Свобода вести себя так, как хочется, и неважно, с ней или без нее.