Невозвращенцы на Луне
Шрифт:
Так вот на плацу нас распределили по школам, а в школах – по ротам. К поименованным тут же подходили отрядные старшины и выявляли таланты. Столяры, художники, чертёжники (я подался в эту когорту, хотя был столяр – краснодеревщик, но потом сгодилось и это). «Таланты» освобождались от строевых занятий и НАРЯДОВ, в том числе от внеочередных, которыми впоследствии меня щедро одаривал наш старшина роты мичман Баштан. Его очень изумляла наша разница в образовании. Ему перепало до войны завершить 4 класса. И он, смакуя слова, говорил: «Шо, дуже грамотный?! А вот тебе, грамотей, наряд на гальюн дравить!» Но, к великому сожалению (а то может и неутешному горю) Баштана, признанного лучшим строевиком Владивостока(чем ужасно кичился мичман Баштан), его подопечный чудным образом уходил от наказания. Его надёжно опекал замначшколы ПО СЕКРЕТНОЙ части и опальный «грамотей» преспокойно чертил схемы устройства АПЛ для наглядных пособий. Там же РЕГУЛЯРНО получал поощрения. Баштан долго вынести постыдное для его престижа (Лучший строевик!!) недоразумение не мог уже чуть ли не физически. И дошло до банальной драки при закрытых (им же) дверях каптёрки. Победила молодость и здравый смысл. То есть я с двумя утюгами в руках, один
Конечно же, не так всё было гладко и благопристойно. Вот хотя бы один случай «самохода», то есть самоволки буквально перед распределением по кораблям и частям. И было это в разгар купального сезона в бухте Патрокл. А нам, морякам, даже искупаться не давали. Идиотизм! Тем более, что экзамены выпускные сданы… Идея!! На вешалах сушились робы старшин, одна была «главного». Её и втихаря «позаимствовали» на время. Одеваю робу, строю всех желающих и не трусливых (то есть абсолютно всех 30 человек курса «Р»). Лопаты, метлы (шансовый инструмент!) берём «на плечо!». Я командую (выучка при Омском драмтеатре и «школа» Баштана): «Становись!», «Ррясь! «Смир-рна!!», «Шаго-ом ма-арш!!»
И пошли соколики по центру плаца, прямиком к воротам: «Эй, ЧМО, хрена едло разинул (это вахте КП), салага, мать твою! Открывай! Да не мельтеши! Так-то!» и, обращаясь к строю: «За-а-певай!» «И рясь, и рясь, два, три! Запевала, твою в глотку, спишь?» И запевала горланил:
«За кормой бурун вскипает, в светлом зареве восток!! Раз- два!! Не частить!» И взвод химиков спускается куда-то вниз, как видно для работ на склады: «Главный повел, вроде из пятой роты!»-определился дежурный по КП. И лишь в одном его доклад был правдивым: «Повёл (якобы) главстаршина». Всё прочее под наветом известной на службе поговорки: «Инициатива наказуема». Излишняя суетливость, любознательность ни к чему хорошему не приводит: не любит это начальство. А главстаршина для матроса о-го-го какое начальство! А по сему «тырим» шансовый в бурьян.
Часа через два-три, перед ужином, накупавшись вдосталь в бухте Патрокл и разобрав в траве «шансовый инструмент», мы протопали опять-таки по плацу как на смотре перед 1 мая. Робу с погонами главстаршины повесили где и была: она теперь оказалась в одиночестве… Знал бы её хозяин, куда его форма одежды гуляла во время «сушки». И ещё более того: кто в его робе отдавал честь патрулю. Патрульные из морской авиации были восхищены бравыми подводниками, пропечатавшими при «равнении на-ле-во!) строевым шагом. Знал бы начальник патруля и его подопечные, кому фактически (самовольщикам) отдавали честь!
И был вторник августовского утра, когда нас в последний раз построили на плацу «Дунькиного пупа» Сугубо по доброй воле нас, пожелавших на Камчатку (там дисциплина помягче, но без увольнений) построили для выдачи документов об окончании Школы подплава № 1 и по 1 руб.05 коп за сутки на питание.
«Пойдёте на лайнере «Советский Союз», на Камчатке вас встретят. Дисциплину соблюдать!» Это было последнее наставление майора Костикова нам, теперь уже настоящим подводникам (как нам тогда казалось).
Экипаж – мой дом родной!
«Советский Союз», а в прошлом – немецкий суперлайнер «Великая Германия» доставил нас на Камчатку за трое суток. Оголодали мы безмерно: кормили раз в сутки кашей.
В дивизию АЛЛ (а в ней и было- то по тому времени две субмарины) нас среди лета доставили на ледоколе «Вьюга». Скорее всего из-за режимов «режимности», коими были утыкано тогда всё и вся.
Высадили на пирс, построили и тут же зачитали приказ о соблюдении военной тайны. А тайной оказалось всё: где служишь, на чём служишь, для чего служишь и вообще – кто ты такой – нельзя ни писать, ни говорить. Дозволялось лишь сообщать, что просто СЛУЖИШЬ и номер воинской части. Потом повели на камбуз плавказармы. По правде, за все трое суток перехода на «Союзе» мы оголодали более, чем изрядно. Здесь же было всё, чего мы и дома-то не видели никогда, разве что в ресторане. Кижуч, икра красная, масла СКОЛЬКО ХОЧЕШЬ, сгущёнка, буженина, молоко, мёд… К вечеру половина из нас лежали в санчасти. В принципе, совершенно элементарное расстройство желудка от переедания. Было бы чему удивляться. Зато в последующие посещения камбуза мы вели себя очень даже умеренно. Не почувствовать себя в экипаже как дома было просто невозможно: койки в один ярус, никто не орёт «Па-адъём!», а дневальный, будто между прочим вещал: «Команде, вставать…» Можно было сходить в туалет, умыться, побриться и вполне успеть на физзарядку. За завтраком никто ничего не делил, все ПРОСТО ЗАВТРАКАЛИ. Кто чего и сколько хотел. И всё равно чуть ли не половина снеди оставалась нетронутой. Но…Дисциплина поддерживалась как-то само- собой. Без ругани и нарядов. Проспал подъём (кроме годков – им положено), – получи кружку студёной камчатской водицы за шиворот тельняшки, а зимой так и вообще выкинут в окно в сугроб. А уж снега на Камчатке наваливает до 3-го этажа казармы. Из такого сугроба к зарядке едва выберешься. А коли с кем законфликтовал и дело дошло до «мужского разговора», причём визави твой одногодок по службе (!!) то пожалте: замполит привозит по мешку боксёрских перчаток чуть ли не еженедельно. Хватает. Но твоя благостная жизнь иссякнет, если вовремя не сдашь на самоуправление и устройство АПЛ (атомохода) с закрытыми глазами буквально. Вплоть до списания из экипажа и отмены отпуска на родину. Так что сами пришедшие из учебки упрашивали старшин «погонять» по отсекам. А «гоняли» нас на совесть. Предметом же особого шика считалось проскочить между трубопроводами под пайолами (металлический настил в отсеке). Эдакое мастерство достигалось после полусотни, а то и больше количества тренировок. По началу вылазили как черти из преисподней и голышом. Одежду с сапогами приходилось оставлять в трюме
И вот первый выход в океан. Как бы там ни было, а устройство лодочного гальюна мы, «салаги» экипажа, знали «на ять». Чего явно не доставало старшему лейтенанту Швыдько, корреспонденту гарнизонной газеты (настоящую фамилию и наименование газеты всуе поминать не будем), уж больно случай из ряда вон вонючий, хотя и не столь редкий. Вся беда в том, что старлей не возымел ко времени флотскую подготовку подводника, а тем более для участия в походе, пусть даже кратковременном: планировался недельный выход на стрельбы и совместную отработку задач с ВПК (большой противолодочный корабль) и другими кораблями. Видно сочли излишним обучать «сапогового» офицера (сухопутного) в авральном порядке хотя бы основам основ: гальюн, камбуз, ЛВД и НБЖ (лёгководолазное дело и живучесть ПЛ) ради одной статьи «о героических буднях подводников». Швыдько первые сутки «будней» описывал всё и вся взахлёб, приводя своим солдатским лексиконом команду в гомерический хохот. Жаль, но никому не пришло в голову, что по неведению старлей может «отмочить» куда более гадостный номер. Чести экипажу это не прибавило бы, узнай начальство о случившемся на берегу. На вторые сутки похода корреспондент появился в центральном отсеке с вопросом: «Не подскажете, где у вас ТУАЛЕТ? Не особо озадачиваясь, кто-то ткнул пальцем во второй (жилой офицерский) отсек правого борта: «Да вот он!». Лишь позже дошло: коли назвал гальюн «туалетом», то об устройстве его он и понятия не имел. А там был эдакий баллон, который следовало продувать от «вонького добра» воздухом приличного давления. А внешне унитаз вполне схож с аналогом в поездах: нажал на педальку и все дела. Так наш гость и поступил. В ту же секунду за шиворот его СРВ (спецодежда на АПЛ) вкатило всё содержимое баллона унитаза. В общем, до конца похода наш корреспондент никому не надоедал. Но след за собой он оставил хуже радиоактивного.
Было и посвящение в подводники: пили забортную воду, но мы пили не из плафона, как это принято ныне, а из кружки типа пивной и с якорем. При демобилизации нам эти кружки дарили. А за свинчивание плафонов боцман наказывал на «вечную приборку»: где встретится ему нарушитель запрета, там тому и «шуршать приборку», а то и «Катьку ублажать». Последнее куда хуже. «Катька» весила килограммов под 150 и была отструганным чурбаном, оббитым старыми суконными одеялами. Конструкция имела 2-х метровую ручку. «Катькой» следовало делать движения «туда-сюда» по паркету и растирать мастику. И, если боцман говорил: «Что, по «Катьке» соскучился?!», то нарушитель превращался в «агнца божьего». Ибо амурные дела с «катькой» требовали энергозатрат куда больше, нежели акт с её тёзкой по жизни. Так что палуба в казарме блестела всегда. А вот кувалду при первом погружении, в отличии от нашего бывшего Президента Путина, не целовали. Не усматривали в эдаких неписанных традициях идеологическую подоплеку строителей коммунизма, коими нас видело начальство.
Неужели: «С заходом в загранпорты?»
До прихода изрядного пополнения в наше соединение АПЛ за счёт субмарин с Северного флота, в автономные плавания ходили в основном дизельные ПЛ. Наша служба начала принимать разумные каноны. Хотя, скорее нам так казалось после муштры в учебном отряде. Где-то происходили «Тонкинские события», то бишь война во Вьетнаме, где «в результате атаки патриотов», «прошедших тропой Хошимина» взрывались прибрежные базы и хранилища сайгонских «приспешников империализма». Кто были эти «патриоты» и какой такой тропой они проникали в по сути американские базы, мало известно как тогда, так и поныне. Но позже и мы пошли по «Тропе Хо- Ши-Мина». Узнали мы, что буквально у устья бухты Авача стоят американские корабли. А ещё, уже без приукрас, СТАЛИ понимать, что «холодная война» может в любой момент «погорячть» и даже очень. А подводники всегда были «целью № 1» для противника. Говорили о вредоносных действиях теперь уже бывшего Главы Правительства Никиты Хрущёва. Кольцо баз НАТО быстренько замкнулось вокруг СССР. Всё длительней становились автономные плавания, всё больше атомных субмарин пополнения приходило к нашим пирсам.
Прошёл слух, что будут набирать перегонную команду на какую-то новую плавбазу. И что эта плавбаза при кругосветке будет заходить в загранпорты. Слухи множились, наезжая друг на друга, а то и вовсе опровергались. Конечно же, хотелось попасть в эту самую перегонную команду. Ведь кругосветка не каждый день случается…Сколько вечеров проводили на сопке у костра, обсуждая возможности оказаться в загранплаваний. Замполита ловили для «откровенной беседы» везде и всюду. В итоге только при упоминании о злополучной плавбазе, он буквально вопил: «Не знаю и знать не хочу ни о какой плавбазе! Кого надо, вызовут в Особый отдел КГБ!» Эта фраза чуть было не стоила бедолаге его должности. Оказалось, что весь наш трёп был предметом военной тайны! А нас чёрт понёс в КГБ: «А вот нам замполит сказал, что через вас можно попасть…» Ни меня, ни Валерки Зайцева и Сани Вахнина среди «ходоков» не было, возможно это и решило нашу участь: нас зачислили в теперь уже не в виртуальный, а самый, что ни на есть реальный экипаж. Так что теперь мы сами стали носителями той самой тайны, которой так и подмывало с кем- либо поделиться. У всех троих уже был первый класс овладения специальностью. Из экипажей лодок на приём и перегонку супернового корабля отбирали лучших: для себя же, в конце концов. Об остальных кандидатах из надводников вряд ли можно отозваться аналогично. Их, как показалось, спроваживали с кораблей по принципу: «На тебе, боже, что нам не гоже». Так что чуть ли не треть из «варягов» отправили восвояси, а то и на гарнизонную гауптвахту-«кичу».