Невозвращенцы
Шрифт:
— А?
— Ой! Отвлекалась от темы, извини. Трудно сказать, но на самом деле, то что называют рекой, на самом деле нечто среднее между хм… ситом и мясорубкой. Сначала отделяются негодные качества от человеческой души и памяти, а потом чистые остатки проходят в Правь.
— А что считается негодным?
— Только те качества, которые есть в нас, допускаются в людях. Согласись, это вполне честно — не иметь в раю никакого отребья. Это совсем не то, что требуется в вечности и нам, и людям. Так что ничего такого, что мы бы никогда не сделали, ничего
Вопрос был риторическим. Понятное дело, никому такое не понравиться. В разговоре повисла пауза. Вроде бы вопросов у Ярослава, когда он собирался сюда, было море, а сейчас и спросить нечего. Мысли разбегаются. «Правильно меня предупреждал Любослав… О!»
— Кстати, меня, когда я сюда собирался, предупреждали о том, что Правь весьма и весьма притягательна. Но ничего такого я не чувствую.
— Это потому, — ответил Перун, — что сейчас мы защищаем тебя от горнего мира.
— Хм… А нельзя ли?…
— А сдюжишь? — спросила Мара. — Учти, это очень трудно. Обычно, это самое сложное испытание для воли человеческой. Из Рая в мир боли и страданий уйти…
— Знаете, вы меня конечно же на сквозь видите, так что знаете о чем я думаю.
— Да, дитя. Думаешь ты: «Я и фильмы со спецэффектами смотрел, и с хренью всякой уже тут боролся… Мне ли бояться молочных рек и кисельных берегов? Или крылышек с арфой?» Что ж, не говори потом, что мы тебя не предупреждали…
Не успел Ярослав ухмыльнуться, как все вокруг изменилось.
— Папа! Мама! Я вернулся! — Ярослав влетел на кухню и бросил под табуретку свой портфель.
Отец оторвался от газеты и произнес.
— Молодец. Что сегодня ты принес?
— Пятерку по географии! И еще меня очень хвалила учительница по музыке! Говорила, что у меня абсолютный слух, и что я сыграл на гитаре просто совершенно! Она так и сказала: «Просто совершенно!»
— Молодец! — папа не любил, как он говорил, «всяких телячьих нежностей», поэтому всего лишь потрепал сына по голове своей огромной, мозолистой рукой. Отец работал в мебельной мастерской, был на хорошем счету у начальника, получал добрые премии, а дома от него всегда приятно пахло деревом.
— Он у нас просто умница. — Всю ласку, которую Ярослав недополучал от отца, он добирал здесь. Мама прижала сына к себе, поцеловала в темечко и чуть отодвинула от себя, глядя и никак ненаглядываясь. Но, понятное дело, отцовская ласка всегда ценилась выше.
— А что еще было?
— Да ничего… Вот только Надька пирожками угостила. Говорит, сама пекла.
Отец с матерью с улыбками понимающе переглянулись.
— А что еще она сказала? — поинтересовалась мама.
— Да ничего. Так ерунду всякую…
— Сама значит пекла? И вкусно?
— Съедобно. — Подражая взрослому мужскому высокомерию, с псевдо солидностью ответил Ярослав.
— Ну, и хорошо, что съедобно. Значит руки на месте. Добрая жена будет…
— Да
— И когда свадьба? — поинтересовался молодой женский голосок.
— А! Сеструха-дерни-себя-за-ухо! — Обернулся Ярослав. «И откуда у меня мысли о том, что что-то неправильно? Что отца я никогда не знал, что мать я еле-еле помню, потому что она умерла, когда я был еще ребенком? Что братьев-сестер у меня никогда не было? Странные какие-то мысли…»
Дергать себя за ухо младшая не стала, зато отвесила брату небольного пинка и тут же спряталась от расправы за мамину спину. Впрочем, высшая справедливость тут же вернула ей причиненное «зло» в виде подзатыльника от матери со словами «Сколько раз я говорила тебе так не делать?» Самый младший братик, видимо из ревности, и желая получить свою долю родительской ласки, разорался в своей колыбельке, отвлекая маму.
«Как же мне хорошо! — с затаенной гордостью подумал Ярослав. — Что еще в мире может сравниться с таким счастьем? Чего еще надо?»
Неожиданно все стало медленно удаляться. Ярослав всеми силами тянулся вперед, цеплялся скрюченными руками за пустоту, пытался хоть как-то противиться неведомой силе, но все было тщетно…
— Отец! Мама! Куда вы? Нет! Не бросайте меня! Не надо! Нет! НЕТ!!!..
Все вернулось на круги своя. Боги, библиотека, память о детстве, где не было только что испытанного счастья…
Ярославу потребовалось минут тридцать, чтобы хоть частично придти в себя. Успокоить рвущуюся на куски душу, перестать беззвучно плакать, только соленые капли одна за другой катятся вниз по мокрым щекам, и обрести хотя бы намек на душевное равновесие.
— Ты слышал очень правильную фразу, — отвечая на невысказанный вопрос сочувственно произнесла Лада. — «Если боги хотят наказать человека, они претворяют его самые сокровенные желания». Просто люди очень часто желают не того, что им нужно, а совсем другого. Так вот, в Ирии люди обретают не то, что хотят, а то, в чем они зачастую сами не отдают себе отчета, именно то, что им действительно требуется, и именно то, что сделает их счастливыми.
— Пора заканчивать. Все равное ему сейчас не до чего. Иначе он вообще не сможет удержаться, и останется. — Как мечом, разрубил возникшую тишину Даждьбог, глядя на все еще находящегося в шоке Ярослава.
— Да… Иди, дитя! Иди! И до свидания! — Улыбнулась на прощанье Мара.
— Пока! — помахала ладошкой Лада. Перун поднял в приветствии сжатый кулак, Велес и Мокошь ограничились вежливыми кивками.
— И помни. — Даждьбог внезапно оказался рядом с Ярославом. — То дело, которое вам поручит князь, вы должны выполнить и обязательно так, как вам скажут. Не отвлекаясь ни на что другое. Оно чрезвычайно важно. Не подведи всех.
— И сколько у меня времени?
— Время у тебя еще есть. Все начнется, как только ты станешь счастлив. А сейчас, прощай, — и толкнул Ярослава рукой в грудь.