Невозвращенцы

Черных Михаил Данилович

Понимая, что все это не просто так, что идет это с попущения, либо с прямой подачи волхвов, к разговору Ярослав готовился очень серьезно. Чтобы получить ответ на такой скользкий вопрос, требовалось придумать что-то этакое, особенное. «Не пытками же вытягивать ответы? И кто еще кого пытать будет, к вопросу о неприятных вопросах. Ха! Каламбур однако! Хорошо, что я не слышал ни одной истории, чтобы здесь шло преследование инакомыслия… С другой стороны, из того факта, что я не слышал, совсем не следует то, что этого не было… Но ответ на этот вопрос слишком важен, чтобы его можно было не искать!»

Была у волхвов одна слабость, или не слабость,

это как посмотреть — учить они любили. Хотя объективности ради, следует заметить, что умели это делать. Этим и собирался воспользоваться Ярослав. Понимание того, что задаваемые спрашивающим вопросы раскрывают его тайн не меньше, чем ответы собеседника, еще не пришло к ученику волхвов.

Для начала Ярослав решил подождать удачного момента — какой-либо спорной лекции. В ней задать, для затравки, чтобы волхв расслабился и «поплыл» в разговоре, заранее подготовленный, тоже вполне себе серьезный вопрос. После спора и разъяснения — задать много маленьких, простых, из разных областей знания, и среди них ними, как бы между делом, задать тот самый. И вскоре такой момент представился, на очередной лекции про политические и экономические особенности соседних стран в сравнении с родными княжествами.

— Я вот не понимаю тогда одного только. Ведь наши порядки самые правильные так? — спросил Ярослав.

— Знамо дело, — важно покивал наставник.

— И значит, коль каждый человек на земле будет жить по этим правилам, то от этого будет только лучше? Причем всем?

— Да.

— А почему же тогда мы не идем проповедовать?

— Почему не идем? Идем…

— Но…

— Каждый год в мир уходят сотни волхвов. Они расходятся на все стороны света: помогают, лечат, спасают, учат… И хоть гибнут многие, все равно Истину познают все больше и больше братьев наших…

— Вот! Гибнут. Многие гибнут! Почему мы это терпим? Ведь мы же правы! Почему бы нам всей своей мощью не обрушиться на эти неверные страны? Не смести с лица их и не построить на их месте…

— Охолохни, дитя. Не разумеешь ты много. Ведь вот еще в чем беда. Люди то — они все разные. Как и Боги наши — разные, так люди еще больше. И то, что один за счастье почитать будет, другому — кара жарче смороднего угля. И как прикажешь тогда быть?

— Ну… Тех то думает как мы, тех к себе принять. Остальных… Остальных…

— Ну! Глаголь! Тех, кто не так разумеет, тех, кто против, тех кто не за тебя, их всех под нож? Как положено: коль до тележной чеки дорос, то все уже. На мост… Так ведь?

— Нет, но…

— Да, дитя. Да. Это ты и предлагаешь. А не страшно тебе? Ведь будут тебя они грызть, эта тьма мертвецов. Камнем на душе лежать. Что же тогда от искры твоей останется? И после смерти что от тебя останется? Память палача и душегуба? Который ради думки глупой столь многих на смерть отправил? Да и какой князь на такое пойдет?

— То есть?

— А скажи мне отрок, в чем долг каждого человека?

— Это я знаю — в совести.

— Так вот, коли совесть позволяет это делать, то князь и пойдет. Вот только на совести князя не только Истина. Ему еще отвечать за своих холопов. И пред людьми, и пред Богами. Раз встал он над другими, знать и ответ ему держать первым, да строгий ответ.

— Но причем тут это?

— А ты подумал, что жертвовать ради чужого счастья, и даже не счастья, а призрака его, придется здесь и сейчас? И если бы своим… Но ведь нет! Соседом или другом. Сыном или отцом. Братом по духу или по крови… Кому такое треба? Когда ворог нападает, тогда

конечно… А ради того, чтобы пролить чужую кровь — так ведь они тоже внуки наших Богов. И Богам это не понравиться… Какому деду в радость, что кровиночка его друг друга боем смертным бьет?

— Но вера? Истина как же тогда?…

— А Истина на то и истина, что она существует независимо от людей. Наши Боги были, есть и будут. И не зависит это от людских дрязг.

— Но вы учите, чтобы я доверял своим ощущениям. Что я Чувствующий…

— Пока еще нет, но можешь им стать, — поправил волхв.

— А если я чувствую боль этих людей, если я от всей души хочу помочь им, спасти, защитить, что мне делать тогда?

— Иди и помогай, спасай, защищай! Делай что тебе велит твоя совесть, а не разводи по этому поводу разговоры.

Следующий вопрос в списке Ярослава был попроще, но тоже не такой уж легкий. Возник он тогда, когда парня пригласили на свадьбу один из приятелей. Тот, обычный росский парень откуда-то из под Словенска, брал в жены девушку-египтянку, то есть, как он тут назывался Та-Кемет, каким-то чудом занесенную так далеко на север.

Дело в том, что не смотря на отсутствие даже призрака какого либо неравенства, основанного на этническом признаке (не считать же таким извечные веселые подначки одних россов другими, происходящие из-за небольшой разницы в произношении и житейском укладе жителей различных княжеств; да и над иностранцами подшучивали, куда ж без этого) — смешенные браки были повсеместно делом очень редким и сильно неодобряемым. «Вводить в род неизвестно кого? Безродного али безродную? А коль что злое или поганое в их роду?» В принципе, объяснение вполне логичное, но тогда почему ситуация с волхвами совсем иная? Почему старшие такие браки среди волхвов не запрещают? И вообще, почему негласно поддерживаются браки именно волхвов с волхвами?

— Ужель ты сам не можешь разуметь, дитя? Если не мы, то кто же может узнать все о человеке и его роде? Коли есть что злое — мы чувствуем. Ты чувствуешь. И этого достаточно.

— Но… Как-то это смешно. Не так много вокруг такого зла, чтобы бояться.

— Ты не прав. Даже слабая возможность погубить неверным действием весь свой род достойна того, чтобы ее принимать во внимание. Слишком, как ты говоришь, «велики ставки».

— Э… И это все?

— Что ж, если тебе нужна другая, более глубокая причина… Боги породили людей разными, ужель нам нарушать их волю? Жены Та-Кемет предназначены для мужей Та-кемет, а жены росские, для мужей росских.

Ярославу при этих словах смутно припомнился отрывок из когда-то давно прочитанной книги, уж больно они были похожи по смыслу. «Женщины из tierra caliente предназначены для мужчин из tierra caliente. А женщины Кордильер предназначены для мужчин Кордильер. Бог не любит смешения кровей. Недаром мул — самое отвратительное животное под солнцем. Мир был сотворен не для смешения племен — это все выдумки человека. Какие бы чистые ни были расы, если их перемешать, они перестанут быть чистыми. Не могут вода и нефть дать однородную смесь. У природы есть свои законы. [132] »

132

Джек Лондон. «Сердца трех». Прочитав ушло удивление, с чего бы это самый что ни на есть американский писатель вдруг попал в опалу в современной Америке