Невозвратный билет
Шрифт:
– Теть Ань, поможете мне написать сочинение? – На кухню зашла старшая Настина дочь Маруся.
– Какая тема? – спросила я.
– Что-то про Россию и культуру, – промямлила обреченно Маруся.
– Боже, ну как можно давать пятиклашкам такие темы? – ахнула я.
– Даже не начинай. – Настя закатила глаза. – Заодно объясни ей про приставки. Никак не может понять. И про суффиксы заодно.
– Марусь, давай я тебе сама быстро напишу сочинение, а ты потом перепишешь, – предложила я.
– А что, так можно? – ахнула от восторга Маруся.
– Нет, так нельзя! – рявкнула Настя. – Но тетя Аня сегодня не в себе, поэтому в виде исключения можно.
– Спасибо! – дружно крикнули мы с
– Но сначала тетя Аня позвонит своей маме! – объявила угрожающе Настя.
– Нет, Насть, можно я пойду сочинение писать? – попросила я жалостливо и сбежала с Марусей в детскую.
Да, Настя рассуждала правильно. Если бы я озаботилась поисками родного отца лет в шестнадцать, было бы больше шансов найти его в добром здравии. Сейчас же… Ему должно быть за семьдесят. Может, больше. А может, и меньше. У мамы в разные годы были мужчины и младше ее намного и столь же намного старше. Впрочем, ровесники тоже попадались. Мама в отличие от меня могла похвастаться насыщенной событиями личной жизнью. Она находилась в постоянном поиске и именно этим моментом, как мне казалось, наслаждалась больше всего. Стабильные отношения ее не устраивали. Семейная жизнь с одним мужчиной тут же оборачивалась скукой и тоской. У мамы было коронное выражение: «Я не грущу, я тоскую. От грусти невозможно умереть, а от тоски сердце остановится в любой момент». Мама начинала тосковать, едва добившись своего – мужчины, новой жизни, совместных планов и новой кровати. Кто-то меняет постельное белье, занавески, полотенца, посуду и сковородки, а моя мама с началом нового жизненного этапа меняла диваны, кровати, кушетки. В нашей квартире и в чужих. Ей непременно нужно было начать новую жизнь не с чистого листа, а с новой кровати. Вернувшись домой, она могла поставить вместо удобного дивана на кухне корявый уголок, а вместо своей кровати раскладной диван. Свою кровать я отвоевывала как могла – мама и на нее покушалась, решив, что мне нужна большая, а не узкая односпальная.
На следующий день я все же ей позвонила. Для начала решив узнать месяц рождения, записанный в ее паспорте.
– Мам, можешь посмотреть свой паспорт? Какой там месяц рождения указан? – спросила я, перед разговором приняв две таблетки пустырника.
– Зачем тебе? – удивилась мама.
– Понимаешь, Госуслуги требуют официальные данные…
– Кому они вообще нужны? Кто будет проверять? Ну июль, – ответила мама.
– Или июнь? – уточнила я.
– Может, и июнь, – мама начала раздражаться.
– Пожалуйста, посмотри. Мне нужно знать точно, – попросила я.
– Мне нужно вставать и идти в коридор, а я не хочу.
– Хорошо. Когда ты захочешь встать, поищи заодно, пожалуйста, мое свидетельство о рождении.
– Даже не собираюсь. Оно у тебя.
– У меня нет, это точно.
– Значит, и у меня нет. А что такое СНИЛС? Пошла в поликлинику, а они это требуют! Откуда я знаю, что это такое?
– Такая зеленая карточка. Мы с тобой вместе ее оформляли. Поищи, наверняка где-то лежит. Может, и мое свидетельство заодно найдешь. – Я, как могла, старалась сдерживаться.
– Как я не люблю все эти бумажки… – Мама перешла на тон, который гарантировал скандал, причем в ближайшие минуты.
– Я тоже их не люблю, но иногда они жизненно необходимы. Без СНИЛСа и медицинского полиса я тебя даже в больницу не смогу положить. – Я говорила настолько вежливо и ласково, насколько могла.
– А с чего ты меня в больницу собралась отправлять? – Мама все же закипела.
– Не собралась. Исключительно для примера. СНИЛС нужно найти. А ты, случайно, не помнишь данные моего отца? Его отчество, фамилию, дату и год рождения? – Я все еще надеялась, что будет хоть какой-то толк от моего звонка.
– Кого? – Мама по-прежнему
– Отца. Моего. У меня же был отец. – Я держала телефон плечом и капала себе дополнительную порцию пустырника.
– Откуда? Не было у тебя отца! – объявила мама.
Я подумала и смешала пустырник с валерьянкой.
– Ты же меня не от святого духа родила! – Я пыталась пошутить, но мама юмор не оценила.
– Почему ты мне звонишь и говоришь гадости? – родительница все же завелась. – Почему нельзя просто позвонить и спросить, как мои дела, как я себя чувствую? Тебе обязательно что-то от меня нужно!
– Мам, это не так. Я звоню тебе каждый день, если ты забыла. И спрашиваю, как дела и как ты себя чувствуешь. Но сейчас мне действительно нужны официальные данные и документы. Мне нужен паспорт. И, поверь, это не прихоть – вдруг потребовать свидетельство о рождении.
– В свидетельстве не указан ни год, ни месяц, ни дата рождения родителей, – рявкнула мама.
– Откуда ты знаешь? Ты нашла свидетельство? – уточнила я с надеждой. Мама говорила слишком уверенно, будто в тот самый момент смотрела в документ.
– Нет! Я сказала, что у меня нет твоего свидетельства и никогда не было! – Она начала кричать. Еще полминуты – и заплачет. Я могла засекать время.
– Можешь мне хотя бы отчество и фамилию отца сказать? – попросила я, пока она не бросила трубку.
– Иванов, Иванович, – ответила мама и все же нажала на отбой.
«Ну да, могла бы и сама догадаться», – сказала я сама себе.
Получалось, что мой отец был Ивановым Иваном Ивановичем. Ну, практически мистер Джон Смит. То есть шансы его найти стремились к нулю. Проще было поверить в непорочное зачатие.
Одним из вечеров – тихих и молчаливых, как сложилось в нашей семье, я все же решила оторвать Степана от прочтения мемуаров Генри Киссинджера. Впрочем, мой супруг находился в начале первого тома, а их, томов, было столько, что я искренне позавидовала Киссинджеру, его богатой событиями жизни. Мои мемуары не потянули бы даже на тонкую брошюрку.
– Ты знаешь, я решила найти своего отца. Думаешь, это хорошая идея? – спросила я.
– Кого? – Степан от книги не оторвался. Я точно проигрывала Киссинджеру.
– Отца. Своего. Родного. Биологического, как сейчас принято говорить.
– Зачем? – спросил Степан. Киссинджер явно был увлекательней моей семейной истории.
– Затем, – буркнула я. – Захотела найти свои корни, узнать предков. Многих посещает такое странное желание.
– Ладно, – ответил Степан.
– Прохладно, – не задержалась с ответной репликой я. Мои ученики так говорят, ну и я от них набралась. Мои любимые одиннадцатиклассники, с которыми я могу шутить, смеяться, дурачиться. Которым могу преподать тот русский язык, который люблю сама. Без тестов ЕГЭ, без нескончаемых галочек и табличек. Я честно у них спросила, что они хотят от меня получить на уроках. И они ответили – чего угодно, только не егэшные тесты. Для этого у них есть репетиторы. Я обожала своих выпускников. Ради этих уроков, наверное, и работала в школе. Эти дети, уже совсем взрослые – умные, серьезные, талантливые, – разрешали мне творить, размышлять, получать настоящее удовольствие от профессии. Ученики щедро делились со мной современным сленгом и аббревиатурами, которые были в ходу у молодежи. Мне с профессиональной точки зрения было невероятно интересно, и они чувствовали мою искренность. Впрочем, многое я не принимала, о чем сразу же предупреждала – звуковые сообщения, игнорирование знаков препинания в переписке в мессенджерах. Особенно в обращениях. Но, например, прилагательное «ламповый» мне нравилось. «Ламповая встреча». Да, уютная, тихая, интимная, под лампой.