Невразумительные годы
Шрифт:
«Похоже, что и в Кольцовке у Павла Ивановича сидит информатор», – подумал я.
Солнце уже было низко, краски потухли, тени стали длиннее, когда вышли Лыковы.
– Ну как? – спросил я.
– Лучше моей Евдокии Сергеевне! Правда, бабка?
– Как будто лучше… Слава богу!
– Тьфу, тьфу, не сглазить бы! Ну бывай здоров, добрый человек. Поедем, поздно уже. Но, Гнедая!
А вот и Мелех с Артёмкой. Развёл руками:
– Нема делов. Сказал: «У тебя, дед, и на один сеанс яиц не хватит. Я беру только деньгами, и в долг никого не лечу». Вот такая басня. Ну пойдём, Артёмка.
– Не
– Что вы, дяденька, я в армию не пойду, – перебил меня Артёмка.
– Почему?
– Меня же убьют. Я неловкий.
– Он солдатом не будет. Он будет политикантом. Политикантом быть хорошо: рот закрыл – и рабочее место убрано.
– Не политикантом, дед, а политиком. В Думе буду заседать.
– Надо же! В таком возрасте и такие мечты – первый раз встречаю такого мальчугана! – обалдел я.
– Он у нас того… Сильно умный парнишка. Далеко пойдёт. Не то что мои олиграфены.
А вот и последняя посетительница вышла.
– Галя! – удивился. – Ты как здесь?
– Петька! Знала, что в Малиновке живёшь, но не знала, что ты сосед экстрасенса.
Галя из соседнего района. Мы учились вместе в институте. Даже хотели пожениться… Потом она работала в школе, но быстро бросила это нелёгкое дело и перешла в райком – в конце восьмидесятых среди учителей было такое поветрие. Но политическую карьеру после девяносто первого года делать не стала, а уехала с мужем в село Первомайское фермерствовать.
– Ух ты! – сказал я, – сама машину водишь! Какое лихо тебя сюда привело?
– У меня был этот… Ну в общем… Догадался? Два года назад удалили правую почку. Услышала про вашего экстрасенса. Заехала посмотреть, правда ли такой кудесник.
– Ну и какое впечатление?
– Брешет: никакой он не целитель! – Бабло куёт! Представляешь, что он спросил, когда я вошла? – «На что жалуетесь? Что не так?». Отвечаю: «Я затем и приехала, чтобы узнать, что со мной не так». – Он вылупился на меня, будто рентгеном просвечивает: «Всё ясно! Правая почка опущена и киста на яичниках. Ну это не страшно. Я всё поправлю за десять сеансов». – «Что вы говорите! Правда, что ли? Вы не ошиблись?». Он обалдел: «Вы сомневаетесь?». – «Правая почка опущена? А то, что нет у меня правой почки, это вы не видите?». Он молча вынимает пятьдесят рублей и кидает передо мной. Я засмеялась и говорю: «Да ладно уж, оставьте себе!» – повернулась и ушла.
Через три дня я, к удивлению своему, увидел выходящих от Черемшановых, Мелеха и Артёмку.
– Неужели согласился лечить бесплатно?
– Не. Пришли мы тогда домой. Я бабке и говорю: «Что ж мы? Разве внучку денег пожалеем?». И назавтра повязал Машке красный галстук. Витяка-закупщик вечером её забрал и деньги мне на руки – на! Ну правда! Такой смыслёный парнишка. Пусть растёт здоровым, учится. Может и правда станет этим… как его? Политикантом!
5. Подзарядка
Чебаки, трудолюбивые мои соседи, поехали косить траву. А экстрасенс с утра на работу не вышел.
– Павел Иванович сегодня
– Так что, назад ехать? – спросила непонятливая старушка из Покровки – самого дальнего западного села района.
– Да, да, я же сказала! Примет в другой день.
– Васильевна, постоялец-то что говорит насчёт дождя: будет или нет? Ведь погорит всё! Картошку сухой землёй окучили. Ждём, ждём. Или уж не ждать? – спросила покровчанка.
– Он же вам не гидрометцентр. Вы поймите простую вещь: когда он вашу судьбу предсказывает, он выходит в астрал, а погода к нам приходит не через астрал, её бог посылает.
Старушка постояла, посмотрела, всем видом показала, что давно понимает эту очевидную истину, села в машину с оторванным глушителем, которая и увезла её домой в Покровку за полсотни километров.
Я всё это видел, потому что пересаживал розовый куст в палисаднике на границе участков. Впрочем, Надежда Васильевна тоже меня видела, но не стеснялась нести при мне галиматью про дозарядку энергией от грозы и разницу между источниками сведений о судьбе и погоде.
Остальные приехавшие, разочарованные отказом, тоже расселись по транспортным средствам, и поляна перед нашим домом наконец опустела.
Почти сразу после этого я услышал стук двери, сопенье Павла Ивановича и его просьбу к Надежде Васильевне принести минеральной водички.
– Брр! Тяжко… Последний стакан коньяку вчера вечером был лишним… А? Что? А, понял. – И он замолк.
Наверное, Надежда Васильевна предупредила его знаками, что рядом чужие уши. Я тоже вспомнил, что подслушивать нехорошо и убрался из палисадника.
Перед обедом сделалось тихо, томко. Жара стало удушливой, воздух загустел, и вдруг издали докатился неясный гул. Я вышел из сеней, прислушиваясь. Всё было по-прежнему. Раскрасневшаяся, потная Надежда Васильевна понесла в дом кастрюлю с супом. Выскочила Светка: понесла другую кастрюльку поменьше, навстречу мамаша её порожняком, отклонила плечо, пропуская дочь, и обратно с третьей кастрюлькой: видно здорово проголодался Павел Иванович после вчерашнего перепоя. Лёвчик припёрся, подал тёте в руки бутылку водки: понятно, магу надо похмелиться.
Через дорогу Чебаки расхлебенивали ворота. На прицепе огромная копна травы, увязанная верёвками. Соседи спешили, суетились, тревожно посматривая вдоль улицы на запад. Чего это они? В ответ на этот вопрос я услышал уже не гул, а отчётливый раскат, словно покатилась пустая бочка по небу. Я выглянул из калитки. С запада поднималась чёрная туча, прочерченная размытыми светлыми полосами. Белая молния брызнула из неё, и через полминуты мощный грохот пронёсся над нами. Пахнуло прохладой и сыростью. Иван Иванович заехал в ворота и встал посреди двора.