Невроз
Шрифт:
Она желала этого и страшилась. Дрожала от нетерпения и не позволяла себе отдаться до конца. Черт, так и спятить недолго! В ярости Грэм наподдал ей ладонью по заднице. Кожа вспыхнула от удара, по внутренней стороне бедер растеклось волшебное тепло – и Рита услышала свой крик, крик подстреленной птицы. Ее уносил воздушный поток... все выше и выше, все дальше от земли... О нет, оргазм таким не бывает. Оргазм – это же просто сокращение каких-то там мышц, словом, самое заурядное с точки зрения физиологии явление. «Я умираю?..»
Пробормотав что-то на непонятном языке, Грэм взял ее за горло и вставил ей так, что у нее искры посыпались из
Обессиленная шквалом мыслей и эмоций, она распласталась под ним как водоросль и вскоре почувствовала характерную пульсацию внутри: Грэм разрядился с непосредственностью дикаря или уличного насильника. Все правильно. Насильник ведь не станет спрашивать, боишься ты забеременеть или нет.
Горячий душ, запотевшее зеркало, неожиданные слезы... Стоя на маленьком коврике около ванны, Рита растирала грудь махровым полотенцем, а сама готова была биться головой об стену. Он уложил ее в постель! Одержал победу. И даже тот факт, что она тоже получила удовольствие, не мог сделать пилюлю слаще. Наверняка он чувствует себя победителем.
Когда она вошла в комнату, Грэм курил сигарету, сидя на краю кровати. Покрывало он сбросил на пол, так что Рита смогла по достоинству оценить дорогое темно-синее постельное белье из блестящего сатина. Вот здесь, стало быть, он и спит. Или мучается бессонницей. На этом самом роскошном сатине. Ну-ну.
Она начала собираться, но он ее не отпустил.
– Нет-нет. Ты останешься до утра.
Он слишком хорошо представлял, чем кончится дело, если они вот так расстанутся. Отлично зная женщин, в том числе таких, как его психоаналитик, он хотел превратить бессонную ночь после случайного полового акта (ночь, полную раскаяния, обид и сожалений) в ночь любви.
– Грэм, пожалуйста. Я не люблю ночевать в чужих домах.
– Ты останешься.
Лежа рядом, уткнувшись головой в его жесткое плечо, она вдруг расплакалась. Грэм не шевельнулся, не произнес ни слова. Непохоже было, что он упивается победой, впрочем, признаков раскаяния тоже не наблюдалось. Он вел себя естественно, как будто секс с психиатром, как с любой другой женщиной, был для него в порядке вещей. Когда же она устала от слез и затихла, он снова принялся ласкать ее и вдруг одним махом перевернул на живот. У нее замерло сердце. Мужчина сзади – этого она всегда избегала. Было в этом что-то отталкивающее, что-то... звериное.
Прислушиваясь к своему отяжелевшему дыханию, Рита позволила Грэму войти так глубоко, как он хотел, а затем прошептала:
– Осторожнее, прошу...
Он нагнулся к ее лицу:
– Чего ты боишься?
– Не знаю. Что ты будешь грубым. Причинишь мне боль.
– Так было?
Задавая вопрос, он плавно, словно нехотя, потянул из нее член и тут же снова загнал до отказа. Рита сдавленно вскрикнула.
– Что, больно?
– Нет... это я от страха. – Ей стало стыдно. –
Не обнаруживая ни досады, ни разочарования, он отказался от первоначального намерения, лег рядом с Ритой, лицом к лицу... чуть помедлил и перекатился на спину, увлекая ее за собой, так что она оказалась сверху. Совсем другое дело! Она моментально расслабилась. С глубоким вздохом согнула ноги в коленях и села, глядя на Грэма с виноватой улыбкой. Он улыбнулся в ответ – ласково и понимающе, самыми уголками губ.
Сейчас он был особенно хорош: поблескивающие в полумраке глаза, мягкие тени во впадинах щек, разметавшиеся по подушке темные волосы. Двигаясь в неторопливом, размеренном ритме, Рита робко поглаживала пальцами его шею, ключицы, вздымающуюся от дыхания грудь. Наблюдая за Грэмом сквозь ресницы, она все больше убеждалась в том, что он необычайно сенситивен. Из тех, что вечно попадают в плен самых диких фантазий, с готовностью поддаются любым соблазнам, не отдавая себе отчета в том, что со временем источником их радостей и мук становится не сама реальность, а ее болезненное восприятие. Экспериментатор, напомнила она себе. Безрассудство. Ненасытность.
Вот он закинул руки за голову – грациозным, сотни раз отрепетированным жестом – и с улыбкой взялся за спинку кровати. Рита облизнула губы. Ну да, ведь она проявила малодушие, не приняла игру, которую он предложил. Теперь он давал ей понять, что согласен поменяться ролями.
При виде простертого перед ней в позе полнейшей покорности мужского тела желание ее неизмеримо возросло. Но каким шоком обернулось осознание этого факта! Конечно, это была всего лишь поза, Грэм не лежал бревном, его плоть пульсировала в глубине ее влагалища, неумолимо приближая оргазм. И когда наконец он потряс ее – потряс до основания! – она с криком упала на грудь своего любовника и, нащупав его руку, что есть силы вдавила в кожу изогнутые металлические звенья браслета.
До нее донесся его тихий смех.
– Сильнее, chеrie [13] , сильнее...
Она бы и укусить смогла, если б не опасалась, что это будет выглядеть глупо, то есть совершенно по-детски. И толкало ее на это отнюдь не уязвленное женское самолюбие, для этих глупостей уже не осталось места, но что-то могущественное, архаичное – та самая часть человеческого естества, которую все мы усердно загоняем в рамки цивилизации.
– Так тебе понравилось вино?
– Да, – ответила Рита, понимая, что на самом деле его интересует не это. – Мне понравилось вино, и мне понравился мужчина. Представляю, сколько раз ты слышал такие признания.
13
Дорогая (фр.).
Час назад самодовольный смешок Грэма возмутил бы ее, но теперь она только лениво шлепнула его пальцами по губам.
– Надеюсь, я не обязана говорить «спасибо»?
– Ну-у... – протянул Грэм, изображая слегка утомленного раздачей милостей властелина. – Разве что очень захочешь.
– Ах, паршивец!
Ей казалось, что в течение этой ночи он овладевал ею бесчисленное множество раз, хотя на самом деле это случилось раза три или четыре. За окном уже светало, когда он совершил свой финальный подвиг, после чего обессиленно откинулся на подушку и мгновенно заснул. Рита немного полюбовалась им, спящим, и последовала его примеру.